Шрифт:
— Чтобы понять, создана ли женщина для жизни и любви, надо посмотреть, как она ест, — взялся поучать он. Саманта состроила ему глазки, оторвав лукавый взгляд от выложенной перед ней форели, и Нику почудилось, что Жюль вот-вот закукарекает под стать молодому петушку.
Наконец появился коньяк, мужчины закурили сигары, и француз резко сменил тему:
— Итак, Николас, я пришел в доброе расположение духа. Проси, чего душа желает!
— Мне нужен капитан на новый буксир, — сказал Ник, и Жюль тут же скрыл свою физиономию за плотной синей вуалью сигарного дыма.
Всю дорогу от Нанта до Сен-Назера они, можно сказать, провели в фехтовальном поединке.
— Те кораблики, что ты, Николас, строишь, они ведь вовсе не буксиры. Игрушки, не более того, плавучие бордели… напичканные невесть какими железяками…
— Эти железяки позволили мне заключить сделку с «Флотилией Кристи», пока ты чесал в затылке, а я находился не ближе тысячи миль к месту крушения.
Жюль отдулся и пробормотал себе под нос:
— Двадцать две тысячи лошадей, c’est ridicule![7] Кому нужна такая мощность?
— Мне, причем до последней лошадиной силы, когда я стягивал «Золотой авантюрист» с мыса Тревоги.
— Николас, прекрати напоминать об этом постыдном эпизоде моей биографии.
Жюль повернулся к Саманте:
— Я голоден, ma petite,[8] а в соседнем поселке есть такая p`atisserie…[9] — Он вздохнул и поцеловал сложенные щепоткой пальцы. — Вы изумитесь, я обещаю.
— Охотно верю, — сказала она, и Жюль понял, что наконец-то нашел себе искреннюю единомышленницу.
— А эти твои новомодные винты… С переменным шагом, ха-ха!
Француз говорил с набитым ртом, не замечая, что перемазал усы взбитыми сливками.
— С регулируемым, Жюль. Благодаря ВРШ я могу развить двадцать пять узлов, потом бросить машину в реверс — и выбег «Колдуна» не превысит длину корпуса. Вот так-то!
Жюль на пару секунд умерил скорость работы челюстей, после чего атаковал под новым углом.
— А где взять заказы, чтобы содержать такие дорогущие посудины?
— Хитрость в том, что мне потребуется не два буксира, а четыре, — парировал Ник. — Пойдем охотиться на айсберги.
Тут его старый друг и вовсе позабыл жевать и минут на десять превратился в зачарованного слушателя.
— Одна из прелестей этого ледового проекта состоит в том, что все мои буксиры будут работать именно на танкерных маршрутах, самых напряженных транспортных магистралях всей планеты…
— Николас, — восхищенно затряс головой Жюль, — ты слишком резв для меня. Я человек пожилой, можно сказать, старомодный…
— Вот уж нет, — твердо заявила Саманта. — Никакой вы не пожилой, а в самом что ни на есть расцвете сил!
Жюль комически воздел лапки кверху.
— Так… Теперь и хорошенькая барышня льстит моей согбенной вые и седым вискам. — Он бросил выразительный взгляд на Николаса: — Ни стыда у тебя, ни совести. Всю артиллерию подтянул, а?
Следующим утром пошел снег, медленная и редкая сыпь. Под серым и плотным, как вязаный свитер, небом они ехали в Сен-Назер, оставив за спиной крошечный приморский курорт Ла-Боль, что расположен на атлантическом побережье в двадцати пяти километрах к северу.
У Жюля имелась небольшая квартирка в одном из современных жилых кварталов, что было вполне удобно, потому как «Ла-Муэт» принадлежала одной из бретонских компаний и Сен-Назер был ее портом приписки. Не прошло и двадцати минут, как показалась элегантная арка сен-назерского подвесного моста, перекинутого через устье Луары.
Жюль повел машину под мост и оказался на узеньких улочках припортового района, вернее сказать, гигантской верфи «Конструксьон наваль атлантик», входившей в тройку ведущих судостроительных компаний Европы.
Стапели для особо крупных судов, балкеров и военных кораблей выходили непосредственно на широкое речное устье, в то время как слипы под суда поменьше были расположены во внутренней гавани.
Жюль припарковал «ситроен» возле ближайшего к гавани пропускного пункта, и они прошли в один из офисов, где их поджидал Шарль Гра.
— Николас, рад видеть тебя снова.
Гра был одним из ведущих корабелов «Конструксьон наваль атлантик». Высокий сутуловатый человек с бледным лицом и гладкими черными волосами, ниспадавшими на брови, он обладал лисьими чертами коренного парижанина, а юркие блестящие глаза резко контрастировали с его сумрачной, неулыбчивой манерой держаться.
Они с Николасом знали друг друга много лет и пользовались фамильярным «tu».[10]
Когда Шарль Гра был представлен Саманте, он переключился на сильно акцентированный английский, но, обратившись к Николасу, вновь перешел на французский.