Оказавшись в холле, Саманта быстро огляделась, чувствуя, что стоит на грани благоговейного трепета. Величественный — другое слово к этому дому вряд ли подберешь. Лестница из белого мрамора с мраморной же балюстрадой вздымалась на все три этажа. Стеклянные распашные двери по обеим сторонам холла вели в длинные приемные залы. Впрочем, девушке не удалось повнимательнее рассмотреть обстановку, потому что Питер ухватил ее за руку и сразу потащил на лестницу, к своей комнате, в то время как Ник следовал за ними куда более степенным шагом.

«Спитфайер» занимал почетное место на полке в изголовье кровати Питера. Мальчик гордо достал модель, и они принялись ее разглядывать, время от времени издавая подобающие случаю возгласы восхищения. Парнишка откликался на похвалу, как цветок на солнечные лучи.

Когда они наконец стали спускаться по лестнице, печаль и сдержанность, которые предшествуют расставанию, испытывал каждый — и тут их остановил голос, донесшийся из гостиной слева от холла:

— Питер, мой мальчик.

В дверях стояла женщина, чья красота превосходила фотографию, которую в свое время видела Саманта.

Питер послушно приблизился к ней.

— Добрый вечер, мама.

Женщина склонилась над сыном, взяла его лицо в ладони и нежно поцеловала, затем выпрямилась, потянув мальчика за руку так, чтобы он встал сбоку: едва уловимое, но непреклонное обозначение границ.

— Николас! — Она чуть склонила голову набок. — Ты выглядишь чудесно… Смуглый, подтянутый…

Шантель Александер была лишь на несколько дюймов повыше сына, однако будто заполняла весь громадный дом своим присутствием: так одна-единственная райская птичка способна осветить сумрачное нутро джунглей. Мягкие и сияющие черные волосы, смуглая кожа и громадные, темные, как терновые ягоды, глаза свидетельствовали о наследии, оставленном персидской красавицей, на которой Артур Кристи женился ради ее денег, а потом полюбил с такой страстью, что она скорее походила на одержимость.

Женщина была воплощением элегантности. Крошечные узкие ступни едва выглядывали из-под полы длинной юбки темно-зеленого шелка, а изящность ладони, в которой лежала рука Питера, оттенялась мерцающей каплей изумруда размером со зрелый желудь.

Она повернула голову на длинной грациозной шее и посмотрела на Саманту слегка раскосыми глазами современной Нефертити.

Пару мгновений женщины изучали друг друга. Саманта вскинула подбородок и решительно заглянула в глубокие, темные, влажные, как у серны, глаза, которые, казалось, хранили в себе все интриги и тайны Востока. Друг друга они поняли мгновенно — будто вспышка интуиции, нечто вроде электрического разряда. Шантель улыбнулась — и произошло нечто и вовсе невероятное: она стала еще прекраснее.

— Позволь мне представить доктора Сильвер… — начал было Ник, однако Питер уже дергал мать за руку.

— Я хотел показать Саманте мой самолет. Она морской биолог и еще профессор в университете Майами.

— Пока нет, Питер, — поправила мальчика Саманта, — но дай только срок…

— Добрый вечер, доктор Сильвер. Похоже, вы умеете покорять и завоевывать. — Это вполне двусмысленное замечание Шантель оставила без пояснений и повернулась к Нику: — Я ждала тебя, Николас, и очень рада возможности переговорить. — Она вновь бросила взгляд на Саманту. — Надеюсь, доктор Сильвер, вы извините нас на пару минут. Дело не терпит отлагательств. Питер вас с удовольствием займет. Коль скоро вы морской биолог, то, полагаю, морские свинки будут вам особенно интересны.

Приказ был отдан столь ясно и в то же время так ненавязчиво, что не возникало ни малейших сомнений в способности этой леди контролировать любые ситуации. Питер подошел к Саманте и потянул ее за собой.

В поместье Линвуд существовала традиция все серьезные разговоры проводить в кабинете хозяина. Шантель вошла первой и сразу направилась к стеллажу, уставленный книгами фасад которого служил дверцей потайного винного погребка, после чего занялась смешиванием напитка для Николаса. Ему захотелось остановить Шантель: слишком много болезненных воспоминаний пробудил в памяти ритуал давно минувших дней. Однако Ник промолчал. Шантель грациозными движениями налила точно выверенное количество «Шивас ройял салют» в хрустальный бокал, добавила содовой воды и одинокий кубик льда.

— Какая хорошенькая девочка, Николас. Совсем еще молоденькая. Ребенок.

Он ничего не сказал. На резном столе эпохи Людовика XVI стояла фотография в серебряной рамке: Дункан Александер и Шантель. Ник подошел к камину и повернулся спиной к огню, как проделывал это тысячи раз на протяжении тысяч вечеров.

Шантель подошла к нему с бокалом, встала поближе и, подняв лицо, взглянула в глаза. Аромат ее духов задел ностальгическую нервную струнку. В первый раз он купил ей «Калеш» весенним утром в Париже… Усилием воли он отогнал воспоминание.

— О чем ты хотела поговорить? Что-то насчет Питера?

— Нет. Питер прекрасно справляется, по крайней мере насколько мы можем надеяться в данных обстоятельствах. Он до сих пор неприязненно относится к Дункану, но… — Шантель пожала плечами и отошла в сторону.

Ник почти позабыл, насколько тонка ее талия — можно обхватить пальцами…

— Сложно объяснить, Николас, но дело во «Флотилии Кристи». Мне необходим совет человека, которому я могла бы довериться.

— Ты можешь мне довериться? — спросил он, вздернув бровь.