– Мне не наплевать, мистер Сэбин, – сказал устало доктор Ленгдон, в его голосе не было обиды. – К своему стыду, я не знал, что дела настолько плохи. Но мне совсем не все равно.

– Если вам не все равно, почему же вы не знали, что дела настолько плохи?

Я быстро сказала:

– Я не говорила доктору Ленгдону. Я никому не говорила, сэр.

Доктор Ленгдон покачал головой и криво улыбнулся.

– Не защищай меня, Люси. – Он посмотрел на мистера Сэбина: – Вы молоды и не знаете Китая. Вы не знаете, что делает эта страна с людьми. Когда каждый год миллион человек умирает от голода, ваши чувства притупляются. Не должны, но это так. Что касается Люси, это моя вина. Но это – в прошлом. Я собираюсь вытащить ее из этой страны и отправить домой в Англию. Я пока не знаю как. Но я сделаю, даже если это будет последним делом в моей жизни.

– Сначала вытащите ее из этой тюрьмы, – оборвал его мистер Сэбин. – Она говорит, что если вы пойдете к ювелиру…

Доктор Ленгдон нетерпеливо поднял руку, призывая мистера Сэбина замолчать.

– Мне не нужно ничего объяснять, молодой человек. Я здесь поселился задолго до того, как родилась Люси. И я знаю, кого нужно подмаслить.

– Хорошо. – Мистер Сэбин повернулся к крошечному окошку. На клочке неба, заглядывавшего к нам из оконца, появились первые звезды. – Уже темнеет, – сказал он. – За вечер успеете?

– Не волнуйтесь, – доктор Ленгдон погладил карман, в котором лежали соверены. – Когда говорят деньги, китайцы не спят. – Он собрался уходить, затем остановился, оглянулся и посмотрел на меня и мистера Сэбина, стоящих у дверей своих камер. – Я уверен, что Люси поблагодарит вас сама. Но я хочу сказать вам спасибо от себя, мистер Сэбин. Я отдал последние полдоллара надзирателю, чтобы он меня сюда пустил. И если бы не ваша щедрость, мне бы самому пришлось заняться воровством. Сомневаюсь, чтобы у меня хорошо получилось.

Он ушел энергичной походкой, и я слышала, как он разговаривал с надзирателем тоном человека, который может себе позволить заплатить за все, что он хочет. Я подошла к решетке, разделявшей наши камеры, и сказала:

– Как же мне благодарить вас, мистер Сэбин? Мне кажется, что и слов таких хороших на свете нет.

Я заплакала. Я кусала губы, чтобы он не услышал, но он все-таки услышал, потому что подошел к решетке и взял мою руку в свою.

– Как правило, барышни плачут, когда им плохо, – сказал он. – Ты же ревешь сейчас, когда знаешь, что все будет хорошо.

– Из… из-вините меня, пожалуйста, мистер Сэбин, – заикаясь, сказала я. – Вообще-то, я никогда не плачу.

– Ничего удивительного, если только ты не бережешь слезы до лучших времен, – сухо сказал он, – которые, похоже, для тебя пока не наступили. Вот, возьми мой платок, он больше твоего, у меня есть еще.

– Спасибо, мистер Сэбин. – Я взяла квадратик ткани, который он протянул мне через прутья. – Вы… вы, правда считаете, что я похожа на тощую обезьяну?

Он не ответил и вдруг посмотрел на меня широко открытыми глазами.

– На кого?

– На тощую обезьяну.

– Кто тебе это сказал?

– Вы, сэр. Только что.

– Я? Господи! С чего это вдруг мне пришла в голову такая глупость?

– Не знаю, сэр.

– Ну, я, наверное, что-то перепутал. Я думал о… о Хуанг Кунге. Вот тебе и тощая обезьяна. Как будто я их когда-нибудь видел! Я надеюсь, ты не из-за этого плачешь, а, Люси?

– О, нет, мистер Сэбин. По крайней мере, я так не думаю… но сейчас, когда вы спросили, я уже не уверена.

Он засмеялся.

– Люси, ты чиста как стеклышко, в тебе нет ни капли хитрости. И все же, ты для меня загадка. Головоломка. Тайна, которую мне бы хотелось разгадать.

– Я не думаю, что я – тайна, мистер Сэбин.

– Ты – нет, не думаешь. – Он немного помолчал, затем сказал, улыбнувшись: – Между прочим, я приехал сюда чтобы решить одну загадку. Послушай, Люси. – Мне кажется, что за один день мне выпало столько испытаний, что удивляться у меня уже не было сил. Я просто стояла и тупо смотрела на него через решетку, пока он читал строчки, которые я и ожидала услышать:

Пока он декламировал, я пыталась решить, говорить ему или не говорить, что встретила накануне мистера Фолкона и что уже слышала эту странную загадку. Ни к какому выводу я не пришла, а просто молчала. Я очень устала, у меня не было сил пускаться опять в длинные объяснения.