– Я должна рассказать вам о Нике, о том, что произошло в Ченгфу. Но, пожалуйста, не могли бы вы мне сначала объяснить, почему у него другая фамилия? И почему вы никогда не говорили о нем?

Он кивнул, заметил, что я стою на коленях.

– Пожалуйста, сядьте, мисс Люси!

– Нет. Мне так удобно. И вы не должны больше называть меня мисс Люси. Я объясню. Но сначала – вы.

– Хорошо… – в его глазах была скорбь, но лицо приняло обычное, спокойное выражение. – Грустная и простая история. Видите ли, у нас был неравный брак, и моя бедная жена расплатилась за него сполна. Я был молодым солдатом и должен был отслужить двадцать один год. Я, в основном, служил за границей, а моя жена оставалась одна. Когда мы поженились против воли ее родителей, те от нее отказались. У нас был один ребенок, Николас, и за первые десять лет его жизни мы с ним виделись всего три раза, – он поморщился. – А потом он не желал видеть меня даже в тех редких случаях, когда я приезжал в отпуск. Его мать тоже не хотела меня видеть.

Марш, казалось, был очень далеко.

– Моя жена ожесточилась. Это понятно. Она снимала квартиру в бедном районе в Лондоне – самое большее, что позволяло мое солдатское жалованье. Ей еще приходилось работать белошвейкой, чтобы сводить концы с концами. Но мальчика она хорошо воспитала, занималась с ним, пока он был маленьким, учила его вести себя, как джентльмен. Это ее заслуга. Он получил стипендию и поступил в хорошую школу. Я спросила:

– Он учился вместе с Робертом Фолконом и Эдмундом, да?

Озадаченный, Марш устало посмотрел на меня.

– Откуда вы знаете, мисс Люси?

– Люси. Пожалуйста, просто Люси. Эдмунд мне сказал. Они с Ником дружили в школе. А Эдмунд знает о вас? О том, что вы отец Ника?

– Нет, нет! – он быстро покачал головой. – Никто не знает. Когда я уволился из армии десять лет назад и стал работать здесь, у мистера Грешема, я с изумлением обнаружил, что молодой хозяин, мистер Эдмунд, учился в Белвуде вместе с Ником, – он грустно улыбнулся. – Моя жена Клара не хотела меня знать, но я отправлял ей все до последнего пенни, ведь нужно было покупать одежду и книги для Ника. Бедняжка! Она работала день и ночь, чтобы обеспечить Нику учебу и рано слегла в могилу. Я всегда себя винил… глупо жениться на девушке не своего круга.

– А разве Ник не говорил никогда Эдмунду, что вы здесь служите?

– Ник не знал.

– Не знал, где его отец?

– Нет. Видите ли, он рос с большим предубеждением против меня. Даже когда ему было всего десять лет, он уже презирал меня. Ему была ненавистна сама мысль о том, что его отец – слуга. Думаю, это у него – от матери, хотя убежден, что она никогда плохо обо мне ему не говорила. Когда я видел его в последний раз, ему было четырнадцать лет. Он разговаривал со мной очень резко, сказал, что никогда не будет служить никому: ни военному, ни гражданскому. Я попробовал объяснить ему, что это то общественное положение, которое я получил по рождению, и что я горжусь тем, что я – отличный слуга. Способный, надежный, заслуживающий доверия. Но Ник не видел в этом ничего хорошего. Когда он поступал в Белвуд, он взял девичью фамилию матери – Сэбин, с тех пор его так и зовут. Он не хотел иметь ничего общего с отцом, который не был сам себе хозяином.

– Это очень жестоко, – огорченно сказала я.

– Возможно. Но молодые часто склонны оценивать прошлое по меркам будущего, и сейчас я стал лучше понимать сына. Сегодня не многие гордятся тем, что у кого-то служат. И кто может утверждать, что они не правы? Но мне кажется, что за презрением Ника скрывалось что-то большее. Он видел, что о его матери забыли, как он считал, не заботились, что муж-солдат бросил ее на произвол судьбы, а сам проводит большую часть времени в колониях. Конечно, он был прав. Для жены солдата или моряка, брак – это одиночество.

– Значит… вы не видели его с тех пор, как он был ребенком?

– Я видел его случайно три года назад. Но я слышал о нем время от времени. Часто, прислуживая за столом, я слышал, как мистер Эдмунд рассказывал родителям о последних подвигах Ника, поэтому мне было кое-что известно о его приключениях.

– Когда вы его встретили, вы с ним разговаривали?

– Да. У меня был выходной. Мы столкнулись с ним лицом к лицу на Пиккадилли. Я сразу его узнал, но самое потрясающее, что он меня тоже узнал.

– Как он вел себя? Был рад видеть вас или нет?

– Я до сих пор не знаю, – Марш пожал плечами. «Привет, отец! – сказал он. – Вижу, ты все так же прямо держишь спину». Я не понял, что же он имел в виду, и не смог найти, что ответить, мисс Люси. По правде говоря, я едва сдержал слезы. Мы поговорили несколько минут, и я сказал, что служу дворецким у Грешемов. «Будь я проклят! – сказал он. – Надеюсь, они хорошо к тебе относятся, все-таки я пару раз спас от кровопролития нос этого сморчка Эдмунда».

Мистер Марш покачал головой.

– Чуть не сказал, что Нику со мной было неловко. Сомневаюсь, чтобы он хоть когда-нибудь себя неловко чувствовал. Он, возможно, по-своему насмехался надо мной. Я так никогда и не смог понять. На следующий день он отправился в Южную Америку. Легко догадаться, что мы не договаривались встретиться.

Мы долго молчали. Наконец, мистер Марш очнулся от воспоминаний и посмотрел на меня. Я все еще держала его руку.

– Пожалуйста, теперь сядьте, мисс Люси, – беспокойно сказал он. – Нехорошо, что я сижу, а вы стоите на коленях. Мне не положено.