Шрифт:
Это сейчас мы знаем, что Луна движется очень сложно, что она вращается скорее не вокруг Земли, а вокруг Солнца, так как притягивается им вдвое сильнее, а Земля лишь вносит свои коррективы. Мы знаем, что орбита Луны – эллипс, а не круг, что плоскость лунной орбиты прецессирует, как и ось Земли, а потому никакой простой системы затмений не выстроишь. О сложное движение Луны разбилось немало систем мира, Луна не покорилась ни Птолемею, ни Кеплеру, ни Ньютону. Но представьте себе, что все было бы просто. Разве был бы у ученых мужей повод совершать свои научные подвиги?
Но и это не все. Благодаря затмениям Луны, еще в древности люди предположили, что Земля – шар. Именно благодаря затмениям уже в новую и новейшую эпоху астрономы получили возможность изучить корону и хромосферу Солнца. Гелий был открыт на Солнце при наблюдении затмения 1868 года, а ведь гелий – это 28% всего, что есть во Вселенной (к тому же при изучении гелия нашли еще три инертных газа). Во время полных затмений Солнца прошлого века было получено первое подтверждение общей теории относительности. В течение нескольких затмений астрономы пытались вычислить величину отклонения света звезд, находящихся вблизи солнечного диска, а ведь без затмений сделать это невозможно.
И наконец, последний аргумент. Ввиду редкости наблюдения полной фазы явления в каждой точке Земли историки получили в руки мощный инструмент, с помощью которого можно датировать рукописи. Тем самым мы можем хронологически сопоставить культурное развитие стран с различными системами летоисчисления.
Подводя итог, отметим, что все имеющие место совпадения, а также важность затмений для науки делают почти неоспоримым факт продуманного размещения Луны возле населенной нами планеты. Если исходить из знаменитой идеи о том, что все во Вселенной спроектировано для возникновения жизни на Земле, то Луна прекрасно вписывается в концепцию, явно отвечая за прогресс разумной составляющей этой самой жизни.
НОВОСТИ: Автор: Козловский Евгений
Разрастание пустоты
Вчера я узнал, что умер Лем, и мне стало как-то… пусто. Я виделся с ним лишь однажды, пять лет назад, и тоже – ранней весной. Специально ездил в Краков от «Компьютерры», чтобы взять у него интервью.
К тому времени мне было уже сильно за пятьдесят, жизнь одарила меня знакомством и общением со многими интересными и некоторыми великими людьми, – а вот поди ж ты: подходя к дому на окраине Кракова, я трясся в мальчишеском треморе. Нервничал сильнее, чем на первом экзамене.
Почему? Черт его знает!.. Неужели только потому, что книжки Лема в ранней юности были для меня так важны и значимы? Что «Сумма технологии», прочтенная тогда, стала чуть ли не основным философским трудом, определившим на всю дальнейшую жизнь мое мировоззрение? Если б я ехал на встречу с Достоевским или с Пушкиным, волновался б, наверное, не меньше, – но с Достоевским и Пушкиным встретиться было уже совершенно невозможно, а с Лемом…
Когда я, поговорив с паном Станиславом часа полтора, записав разговор на пленку и отщелкав полгигабайта фотографий, вышел на улицу, меня пронзила банальная, но показавшаяся странной идея о человеческом невнимании, человеческой несправедливости. «Кто более чем Лем, – подумал я, – достоин Нобелевской премии, во всех отношениях достоин? И как печально, что он скорее всего ее никогда не получит. Не получит потому, что на Западе недостаточно хорошо знакомы с его книгами, а в Штатах, можно сказать, не знакомы вообще. И еще потому, что он был пророком Земли, а ведь известно, что нет пророка в своем отечестве».
Об уровне понимания Лема американцами можно судить по ужасающему фильму Содеберга «Солярис». Если даже гениальный одноименный фильм Тарковского вызывал у пана Станислава такое недоумение непониманием, – что, он подумал, посмотрев фильм американский? Задать этот вопрос Лему я не смог, потому что в тот момент фильма еще не было.
Впрочем, я бы не удивился, если б узнал, что Лем просто отказался его смотреть. Да-да! Потому что от встречи у меня осталось такое вот общее впечатление: пан Станислав последние годы огорченно недоумевает от того, что его почти никто не понимает. Его острый, пронзительный ум, который никогда не мыслил на уровне ниже онтологического, философского, раньше многих осознал тщету технических ухищрений – пусть сколь угодно революционных – на фоне кардинальных, имманентно человеку и человечеству присущих проблем. Он писал об этом, когда еще не взлетел в Космос первый спутник, когда не было и помину Интернета и персональных компьютеров. Он с легкостью, но и с грустью населял свои рассказы, романы и эссе этим бесчувственным «железом будущего», – но его не услышали.
Когда он писал свои последние статьи, к нему относились с легким даже пренебрежением: мол, спятил старик, – а он просто оставался на обычном своем пронзительном уровне постижения мира. На него чуть ли не обижались: как так? человек, предсказавший нынешний мир хайтека, столь скептически к нему относится?! Это – неправильно!!!
И от этого вот непонимания он чувствовал себя – во всяком случае, выглядел – особенно одиноким. С этой своей сгорбленной спиной и яснейшим разумом…
Мертвых у нас любят больше, чем живых, – так что есть надежда, что сегодняшние читатели с бо,льшим вниманием отнесутся к его книгам и статьям, – ему же теперь, увы, все равно…
ТЕМА НОМЕРА: Персональный суперкомпьютер
Автор: Федор Челноков
К тому, что современные игры не могут обойтись одним лишь центральным процессором (Central Processing Unit, CPU [CPU – central processing unit]), без поддержки видеокарты, мы привыкли настолько, что это считается само собой разумеющимся. Сегодня никого не удивляет анонс очередного графического чипа (Graphics Processing Unit, GPU [GPU – graphics processing unit]) производительностью несколько сотен гигафлопс[gflops – миллиард арифметических операций с действительными числами в секунду]. А ведь самые дорогие CPU, даже серверные, едва ли могут похвастаться и десятой долей этой числодробильной мощности. Как образовался такой колоссальный разрыв в скорости счета? Почему главная роль в компьютере, роль «мозга», по-прежнему остается за CPU, тогда как GPU не простаивает только во время кровавых игрищ? Что мешает задействовать GPU в «мирных» целях, превратить его в настоящий комбайн, выполняющий огромное количество задач, отличных от рендеринга, и ведется ли какая-нибудь работа в этом направлении?