— В этом мире лучшей маскировки, чем талант, не найти.

— И как бы вы хотели с ним поступить? — резко спросил Сандлер.

— Я бы хотел оставить его в программе. Его роль очень велика. И я уверен, что он не коммунист. На политику ему наплевать. Он держится особняком, сам по себе.

— В прошлую избирательную кампанию он агитировал за этого Уоллеса и подписывал многие очень любопытные петиции.

— Так или иначе, — Арчеру оставалось только гадать, откуда мистер Сандлер все это знает, — стремление у него одно — подложить белым побольше свиней. Остальное его не интересует. Поэтому я не думаю, что за этим стоят политические воззрения. Атлас действует на уровне рефлексов.

— Кто-нибудь может заменить этого сукина сына?

— Нет.

Мистер Сандлер что-то пробурчал, нависнув над рулем, и в первый раз Арчеру показалось, что он задел в спонсоре какую-то струнку.

— Как насчет остальных. Уэллер?

— Если бы она выступала на сцене, критики написали бы, что она профессионально справилась с ролью.

— И что сие означает?

— Не прыгнула выше головы, но и не испортила обедни.

— Значит, ее можно заменить?

Арчер замялся, но потом подумал, что какой-то результат может дать только полная откровенность.

— Ее можно заменить, но мне бы этого не хотелось.

— Милая дама? — Мистер Сандлер нетерпеливо нажал на клаксон. Идущая впереди машина, за рулем которой сидела женщина, ушла вправо, и «форд» проскочил мимо.

— Очень милая, — подтвердил Арчер. — Насколько мне известно, единственная ее провинность состоит в том, что она позволила напечатать свою фамилию в программке мирной конференции, которую проводили коммунисты.

— И больше ничего?

У Арчера возникло ощущение, что об Элис мистеру Сандлеру известно кое-что еще, поскольку о других он знал достаточно много.

— Насколько мне известно, нет.

— Вы ничего не стали бы скрывать от меня, не так ли, Арчер? — Розовые ручки крепко сжимали руль.

— Может, и хотел бы скрыть, — Арчер чуть улыбнулся, — но не стал бы.

— Ага, — кивнул мистер Сандлер. — Почему?

— Элис Уэллер — вдова. Не становится моложе. Воспитывает четырнадцатилетнего сына. Ее муж был моим другом, и я чувствую, что несу за нее ответственность.

Мистер Сандлер повернулся к Арчеру. В его взгляде читалось одобрение, словно ему импонировала честность режиссера.

— Вы по-прежнему чувствуете, что несете за нее ответственность?

— Я чувствую, что мне ее очень жалко. — Арчеру вспомнилось увядающее лицо, нелепая одежда, красные, растрескавшиеся руки.

— И последний. — Сандлер решил, что с Уэллер ему все ясно. — Эррес.

— Он очень хороший актер. — Вот тут Арчер занервничал. — Лучше просто не найти.

— Моя жена говорит то же самое. Слушает каждую неделю. Словно божественную проповедь. Ей можно доверять. Она ездит в Нью-Йорк и смотрит все спектакли. Очень умная женщина. Она считает Эрреса красавчиком. В прошлом году даже познакомилась с ним на какой-то вечеринке. Она выходит в свет.

Может, подумал Арчер, Эрресу удастся избежать общей участи благодаря впечатлению, которое он произвел на стареющую домохозяйку из Филадельфии, которая ездит в Нью-Йорк на все спектакли. И светлые волосы, белозубая улыбка, врожденные безупречные манеры принесут свои плоды…

— Что еще вам известно об Эрресе? — спросил мистер Сандлер.

— Он служил в армии. Демобилизовался капитаном. Был ранен, в Сицилии получил «Серебряную звезду». [48]

Мистер Сандлер нахмурился.

— «Серебряную звезду», значит? — Он помолчал, и Арчер понял, что этого мистер Сандлер не знал. — Моего младшего сына убили на войне. — Арчер догадался, что мистер Сандлер упоминает об этом каждый раз, когда речь заходит о войне. — В Тунисе. Я получил очень хорошее письмо от капитана. В нем указывалось, что Арнольда… его звали Арнольд… очень любили в роте. Даже собирались присвоить звание капрала. Но он наступил на мину. Так написал капитан. Шел и наступил на мину. Я послал капитану ответное письмо, в котором поблагодарил за теплые слова, но пока оно добиралось до Туниса, капитана тоже убили. Фамилия у него была Тафт. Как у сенатора. [49] Моя жена винит меня в смерти сына. — Теперь мистер Сандлер говорил сам с собой, уставившись в лобовое стекло. — Она говорит, что я заставил его пойти в армию. Призывной номер у него был большой, так что он мог еще долго болтаться дома. Но меня корежило, когда я видел, что он спит до полудня, а потом слоняется без дела. Все-таки шла война. И я сказал: «Хватит. Или иди работать на военный завод, или бери в руки винтовку». За всю жизнь он не проработал ни дня, поэтому пошел на призывной пункт. Моя жена настояла на том, чтобы после войны тело перевезли в Америку. «Это сентиментальная глупость, — сказал я ей. — Если мы тревожим кости мертвых, чего удивляться, что подоходный налог поднялся до восьмидесяти шести процентов». Она меня и слушать не стала. Ей подавай торжественные похороны с десятками рыдающих родственников. Женщины ищут удовлетворенности черт знает в чем.

Мистер Сандлер вновь замолчал. Печаль отразилась на его лице: он думал о пожилых, убитых горем, неблагоразумных женщинах и похороненных дважды сыновьях. Он вроде бы совсем забыл про сидящего рядом Арчера и тему их разговора, но минуту спустя нарушил затянувшуюся паузу.

— Так что насчет Эрреса? Вы давно его знаете?

— Да, — кивнул Арчер. — Пятнадцать лет. Он был моим студентом в колледже.

— Вы преподавали в колледже?

— Историю.

— Я знаком с парой профессоров. Вот это жизнь! Восемьдесят лет им гарантировано.