— Спокойно, молодой человек, — сказал он через пару минут. — Нет ничего более трудного и кропотливого дела, чем собирать кораблик в бутылке. Разве что только его разобрать.

— Наверное, вы правы.

Я объяснил, что мне нужно, но он продолжал о своем:

— Это самое трудное, да. Легче сделать операцию на мозге. Вы когда-нибудь собирали кораблик в бутылке?

— Нет. Но я не делал и операций на мозге.

— Секрет — в терпении. Если будешь торопиться, сломаешь мачту или потеряешь носовую часть.

Я спросил, где хранится перечень кораблекрушений. Он заставил меня подождать еще немного, а потом протянул мне металлический ящичек с картотекой.

— Здесь все случаи в алфавитном порядке. Полвека назад директор музея решил собрать всю информацию о кораблекрушениях. Сначала он сам указывал в каждой карточке название погибшего корабля, дату, погодные условия, число жертв. Но в последние тридцать лет эта обязанность возложена на меня. Это как будто предъявлять счет Посейдону или какому-нибудь божеству помельче, которое «отвечает» за эту реку. Вас интересует какой-то конкретный корабль?

— «Горгона».

Старик показал мне бутылку с собранным корабликом и попросил, чтобы я прочел название модели. Не без труда я разобрал слово, написанное микроскопическими буквами: «Горгона».

— Случайность, — сказал я сконфуженным тоном.

— Случайностей не бывает, — ответил он. — Сюда никто никогда не приходил и ни о чем не спрашивал. А потом вдруг, буквально за одну неделю, приходят сразу два человека и оба интересуются одним и тем же кораблем.

— А кто еще приходил?

— Капитан торгового флота. Необыкновенный человек. Он обошел весь мир. В ранней юности он попадал в кораблекрушение у берегов Мадагаскара. Он так привык к морскому климату, что на берегу болеет. Мы, капитаны торгового флота — вымирающее племя. Капитан Трехо, который победил болотную лихорадку и малярию, сам пал жертвой банального гриппа.

— И он нашел сведения о «Горгоне»?

— Мы их искали, но ничего не нашли. Или судно носило другое имя, или не было никакого кораблекрушения. Невозможно, чтобы мы не зафиксировали этот случай, особенно если был хоть один утопленник.

Когда я собрался уходить, старик спросил, не хочу ли я купить миниатюрную копию «Горгоны». Он заломил баснословную цену, но в конце концов согласился на несколько песо, что нашлись у меня в кошельке. Я слышал у себя за спиной горькие причитания старика, что это самое сложное дело на свете — собирать кораблики в бутылке, это даже сложнее, чем плавать на них.

В пятницу после обеда на кафедре зазвонил телефон. Это был Трехо.

— Миро, пришло время серьезно поговорить. Мне нужна дополнительная информация о Брокке.

Я начал извиняться, но Трехо не дал мне договорить; он настоял на том, чтобы я записал его адрес.

— Приходите в девять вечера. Я вам не враг, и нам нужно о многом поговорить. Я покажу вам свой музей.

В девять с четвертью я поднялся на шестой этаж старого здания, расположенного рядом с рынком «Онсе». [11] Даже дома Трехо не расставался со своим шарфом.

— У меня отопление сломалось. Приходится целый день топить печку, но этого недостаточно, чтобы согреться. Дом огромный, высокие потолки, окна толком не закрываются…

Я заметил, что вдоль одной стены высились стеклянные ящики на узких подставках, напоминавшие аквариумы после эпидемии.

— Я получил их в наследство от своей тетки, которая владела ювелирной лавкой. Сначала я подумывал их продать, по потом пришел к мысли, что они могут мне пригодиться в моей исследовательской работе. Сейчас музей почти пуст, но скоро я добавлю новые экспонаты. Я рассчитываю на вашу помощь.

Я увидел одну из книг Конде, экземпляр «Утерянных бумаг» с фотографией Сельвы Гранадос на обложке, одну из многочисленных версий «Замен» в виде фотокопии газетного издания.

— Если не хватает настоящих документальных доказательств, можно пополнить музей и словесной шелухой, — сказал он, как бы извиняясь.

Я достал из сумки «Горгону». Трехо улыбнулся, как маленький мальчик при виде новой игрушки, и поместил бутылку с корабликом в одну из стеклянных витрин своего музея.

— Эту витрину я назову: «Смерть Брокки». Нет, лучше: «Кораблекрушение „Горгоны“». Нет никаких доказательств, что Брокка умер.

— Я так понял, что я у вас под подозрением. Но ведь я не один там работаю, в здании.

— Кто-то оставил в канцелярии университета пакет на мое имя. На единственном листочке внутри конверта было написано: кафедра аргентинской литературы. Отпечатано на пишущей машинке со стертой лентой. Не знаю, на кого меня хотели направить: на вас или на доктора Конде. Там была еще подпись. Имя мертвого человека.

— Виейра?

— Нет. Брокка.

Он пригласил меня присесть и принялся готовить кофе. Я начал рассказывать подлинную историю, но Трехо сделал вид, что ему это неинтересно; он перебил меня, чтобы спросить, нравится ли мне крепкий кофе, как я пью — с сахаром или без, черный или с молоком. В середине моего рассказа он отодвинул в сторону кофеварку, выпустившую порцию кипятка в его левую руку. Я рассказал ему все, умолчав только о своей поездке в дом отдыха «Спиноза».