Шрифт:
— А ты не верил! Видал, Косой-то! В костюмчике, все равно как продавец! А Полина Харитоновна! Вот подожди, как они сейчас запоют!
В комнате у Валентины в самом деле начали петь. Пели негромко и очень жалобно, как патефон, если перевести регулятор на «медленно». В общем, пели они так нудно, что мы скоро соскучились. Один Вовка неизвестно отчего веселился и подталкивал нас:
— Во! Понятно? У меня все без обману! Сказал, что будут петь, — и поют! Здорово поют! Ну-ка, я посмотрю. Сидят: руки на груди — вот так. В потолок уставились. Помрешь! Иди глянь!
А сам скорчил страшную рожу, высунул язык и стал на цыпочках танцевать по прихожей, махая руками и прыгая, как обезьяна.
А богомольцы все пели и пели. Даже Вовке надоело, и он сознался:
— А все-таки скучно поют. Заладили одно и то же. Лучше бы Косой «Гоп со смыком» спел!
— Может, еще споет?
— Подожди, может, и споет. Тебе бы все сразу.
Но «Гоп со смыком» Ленька петь не стал. Он начал говорить речь. Когда он ходил по поездам, то говорил так:
— Да-рагие братишки и сестренки! Да-рагие папаши и мамаши! Аб-ратите свое внимание на инвалида, па-терявше-го на фронте девяносто восемь процентов зрения! Па-ма-гите, кто сколько может, са сваей трудавой копейки!
Сейчас тем же самым голосом он говорил немножко по-другому:
— Да-рагие братья и сестры, взз-любленные ва Христе…
Он говорил долго и непонятно, да и Возка вдобавок все толкал меня в бок:
— Видал? У меня без обману! Здорово шпарит! Теперь пора же ему «Гоп со смыком».
А Ленька Косой никак не останавливался. В поездах он подолгу не говорил. Скажет коротко, потом споет — и все.
А тут он рассказывал, что скоро все люди погибнут, потому что все они такие плохие, что земля их больше не потерпит и загорится. Есть шансы спастись только у него, у Полины Харитоновны, у Валентины и остальных старушек. А чтоб бог про них случайно не забыл, надо ему постоянно молиться, а в кино ходить нельзя, работать нельзя, книжки и газеты читать — тоже. Даже на поезде и автомобиле нельзя ездить. Поэтому-то, наверное, Ленька и перестал ходить по поездам.
Под конец он сказал, что все должны быть нам братья и не жалеть своего добра.
Я подумал, что если Полина Харитоновна поверит Косому, то у нас на кухне прекратятся скандалы, а уж птичью клетку она мне наверняка отдаст.
И похоже было, что она поверила: сморкалась, плакала и вытирала платочком то нос, то глаза. Помереть-то она боялась даже больше, чем воров: только и знала таскалась по поликлиникам, и всегда от нее пахло какими-то вонючими мазями, которыми она натиралась каждый вечер.
Трудно было сейчас даже поверить, что час назад она орала в «Гастрономе» на какую-то женщину с двумя малышами:
— Чево растопырилась, подлая! Наплодила детишек, как трусиха, прости господи!
В Вовкиной комнате зазвенел телефон. Говорил Коля Степанов из пятого «А». Он спрашивал, начался ли сбор богомольцев, а то они набрали с товарищем спичечных коробков как раз столько, чтоб заплатить за вход.
Вовка сказал, что представление уже кончается и чтоб они приходили завтра.
Когда богомольцы ушли, а Валентина пошла их провожать, Вовка спросил нас:
— Ну как?
— Да так… — зевнул Сашка. — Коробков жалко. Знал бы — не пошел. Говорил: петь будут.
— А что, не пели? — обиделся Вовка.
— Подумаешь, пели… Как кота за хвост тянули… В поезде Ленька лучше пел. И книжку не читали…
— В другой раз обязательно будут! — пообещал Вовка. — Завтра они опять соберутся, пока моей мамы нет. А вас бесплатно пропущу.
Когда я пришел домой, Полина Харитоновна уже копалась на кухне. Для пробы я спросил было насчет клетки и не обрадовался:
— Какую тебе клетку! Я тебе дам клетку! — закричала она на всю квартиру. — Так и приглядываются, что плохо лежит! Ученые! Выучила их Советская власть!
На другой день я позвонил Вовке, и он сказал, что у не го собралось уже человек шесть ребят из разных классов, трое уже спрятаны в шифоньерке, он боится, как бы они там не задохнулись, и богомольцы собрались, и вся остановка только за Ленькой Косым, который почему-то опаздывает.
Я сказал, что он может выпустить ребят из шифоньерки, так как только что я видел самого Леньку. Он шел по улице совсем пьяный в обнимку с другим пьяным, костюм его был порван и весь в известке, третий пьяный шел сзади и играл на гитаре, а Ленька орал на всю улицу:
Граждане, послушайте меня,Гоп со смыком — это буду я!Вовка сильно расстроился.
— Видно, придется мне назад коробки отдавать, — вздохнул он. — Вот народ!
Как Вовка помогал стенгазете
На первом уроке была физкультура. У меня болел палец, я отпросился у физрука и вернулся в пустой класс. Там сидели дежурные Вовка и Сашка Рыбкин и разговаривали. Сначала я никак не мог понять о чем.
— Да-а… — вздыхал Вовка. — Это ты верно: в прошлом году дело было поставлено куда лучше. В прошлые годы не пришлось бы нам полдня думать — каждый день происходили всякие интересные события! Такие были ребята — ой-ой-ой… А сейчас пошли все какие-то неактивные.