— Ты неплохо справилась с заданием, — похвалила волшебница, взглянув на опаленные деревья.

— Приятно было смотреть на море пролитых слез и внезапные вспышки проснувшейся памяти. Мы рады, что обошлось без жертв.

— Люди потеряли целые состояния, — расстроено проговорила Любка. — Мне на такую машину никогда не заработать.

— Ну… — волшебник взглянул на трассу, прищуриваясь. — Не все они заработаны честно, это первое, второе — многие ли не нарушили правила дорожного движения. Допустимая скорость на этой трассе девяносто км в час и выдержанная дистанция между машинами. И третье, кто думал о будущем — позаботился о страховке.

— Неужели ты и в самом деле хотела бы потерять девственность от того мальчика? — волшебница наморщила нос, почесав его.

Любка покраснела. Оказывается, за нею все это время следили. Ужас! Но раз уж ее уличили, она решила быть откровенной.

— Я много раз дотрагивалась до других, — призналась она, смутившись, — но я больше ни один не помню так, как Лехин. Других как будто не существует.

Волшебник захохотал, волшебница с сочувствием похлопала по плечу.

— Это оттого, что он у тебя был первый.

— Я, наверное, глупо думаю, да? Мне и самой так кажется… Мне столько лет, а я чувствую себя все такой же, как раньше… Люди другие.

— Почему в тридцать, в сорок и в пятьдесят люди должны забывать, что рождены не для жизни, а для смерти. Смерть приходит к человеку, когда он приглашает ее к себе. Люба, в твоем мире люди живут и сто пятьдесят, и двести лет. Ты молодая девушка… Несколько подъеденная червем, но как все люди этого мира. И твое желание расти дальше, лишь доказывает, что где-то внутри тебя скрыт огромный нераскрытый потенциал.

Наверное, Любке не было так легко с тех пор, как она оставила училище. Один этот день изменил всю ее жизнь. Теперь занятия перестали быть ей в тягость. Она уже не смотрела по сторонам и не пыталась подстроиться под окружающих людей, копируя их и примеривая на себя. И наконец-то сдвинулась с мертвой точки…

В первый же вечер, когда она доковыляла в тапках и халате до квартиры и сообразила, что внутрь ей не попасть, ибо ключ остался на столике в прихожей, она вдруг почувствовала посыл: «иди через дверь!». Перед глазами мелькнула рука, сделав пас, и прозвучало странное слово.

Любка повторила все в точности.

И сразу увидела свою прихожую, будто стена стала полупрозрачной. Она преодолела ее без труда. А когда оглянулась, стена стояла на месте. Только словно бы уже через темное стекло она вдруг заметила, как перед ее дверью с той стороны застыл сосед сверху.

И снова пас рукой, и слово, вылетевшее из подсознания — сосед тихо выругался и побрел вниз, ни разу не оглянувшись.

«Надо запомнить!» — подумала она.

Она вдруг начала получать информацию, которая никак не могла приходить ни от волшебников, ни от духов, ни от людей этого мира… Словно что-то сломалось там, на границе миров. Она понимала, что знания приходят с того света. Носитель ее матричной памяти был магом, посвященным во многие тайны — и учителя рассказывали ей, как быть Богом, как держать под контролем свою силу.

С того дня она умнела на глазах, испытывая невероятное облегчение. Сила наконец-то перестала ее пугать. Знания укрощали силу, направляя в нужное русло. И мир вдруг предстал в новом свете. Люди перестали существовать каждый сам по себе — теперь это был один огромный живой организм, связанный на подпространственном уровне тугими переходами и незримыми нитями. И когда кто-то из них умирал, в другом месте происходили события, которые никто не ждал. Боль накладывалась на боль, зло накладывалось на зло, добро источало из себя энергию, питая организм в целом. Один или два человека могли убить миллионы людей, разъедая, как раковая опухоль, и разрастаясь, пока у организма в целом не вырабатывался иммунитет, и он не набрасывался на заразу.

Терпеливо, день за днем, она вникала в те законы, которые правили этим организмом. И училась не вмешиваться. Там, где боль не доставала сознания, болезнь начинала быстро прогрессировать. Например, вымирание сел и деревень, которые давали городам силу и молодость. Народ сделал ставку на город, обрывая с селом все связи, которые могли бы поддержать его, вычеркнув из жизни. Пятьдесят процентов репродуктивного населения ушли в небытие, как быдло, как спившееся и опустившееся чмо, презираемое всеми. Село состарилось, теперь там доживали свой век старики и старухи. Два и три поколения — и города содрогнутся в агонии, почувствовав гниение своей плоти. И страна откроет двери всем, кто прилетит и приползет клевать внутренности.

И вдруг телеграмма: «Мама умерла, приезжай»…

Весь вечер Любка ходила по квартире, как пьяная.

Зачем же она ушла от жизни и близких так далеко?! Какой смысл доставать знания, если она не могла помочь самому близкому человеку? Она словно бы забыла о людях, без которых жизнь ее становилась еще более пустой, чем была. Та жизнь теперь казалась не более чем игра воображения, воздушные токи, причудливо сплетающие нити марева от земли, миражи в пустыне в знойный и безводный полдень…

И вдруг Любка почувствовала острую боль, которая вошла в ее сознание, как нож. Она охнула, схватившись за живот — и свалилась на пол…