— Первое: он зарыл посох, сжег мага, пообещал вернуться. Сказал, вернусь через час. А кто бы зарыл его посох и сжег его самого? — Игорь брезгливо скривился. — Если, конечно, он вернулся… Трусы и подонки жить хотят больше других.

— Но если он был под заклятием, он не смог бы поступить иначе…

— Следовательно, там два посоха и один скелет. И место, я так думаю, он закрыл не снаружи, а изнутри.

— То есть, мне надо искать заклятие, которое не нападает, а защищается?

— Ну да! Второе… В каком роддоме ты родилась?

— Здесь… Мы проходили мимо… От больницы остались руины…

— Мать твоя была уже в роддоме. Полчаса туда, полчаса обратно. Или чуть меньше — ему нужно было еще поколдовать над твоей матерью.

— Вынуть мертвого ребенка, положить рядом меня, стереть память…

— Да, но это не главное, — усмехнулся Игорь. — Судя по твоим рассказам, твоя мать была прекрасная женщина, готовая на самопожертвование, на любовь, образованная, и одновременно совершеннейшее чудовище — жестокое, бесчувственное, удивительно напоминающее существо, которое ты называешь Голлем.

— Ну-у… — Любка задумалась. — Это не удивительно, он постоянно был рядом.

— НО! Чтобы Голлем вошел в человека и подчинил себе, у человека должна быть некая срытая основа… По большому счету она была жертва, а жертвы, как правило, не конфликтуют с тобой. Твоя подруга, с которой ты жила, или у которой начались проблемы. Или я… Конфликты в нашей семье были. Или я не прав? Было такое, что не задело основную память, но работало в первую очередь.

— Прав… Ты умопомрачительно догадлив… Прирожденный психолог! — Любка хлопнула себя ладонью по лбу, задумавшись и присаживаясь рядом. — И поэтому я не смогла ее вылечить!

— Можно без комплиментов? — сухо с досадой попросил Игорь. — Любой писатель должен иметь хоть какое-то преставление о внутреннем содержании своих героев… Рядом был какой-то городишка. Или поселок. Как далеко ты можешь уйти за двадцать минут?

— Километров на сорок… Игорь, ты гений!

— Я не гений, я просто здравомыслящий человек… А ты уверена, что вернешься? Я не представляю, как ты встретишься с человеком… с магом… с которым имеешь какую-то сверхъестественную связь… И при этом между вами ничего не будет?!

Игорь впервые взглянул на нее с раздражением. Он не верил ей и залезал в панцирную раковину, закрываясь стеной. Любка тяжело вздохнула.

— Уверена, — ответила она. — Не надо ревновать к человеку, который в нашей бессознательной памяти становится мной.

— Я не могу! — воскликнул Игорь. — Это какой-то бред…

Что ж, откровенный разговор не стоило откладывать, если он сам его начал.

— Связь все имеют, но доказать ее можно лишь путем глубокой медитации или внезапного нападения, — сухо констатировала Любка. — Где-то по белому свету бродит и твоя душа. Представь, что твой мозг травмировали, а потом ты пытаешься вернуться в нормальную жизнь. Ужас в том и заключается, что миллионы людей не подозревают о существовании чужой памяти в своем подсознании. И каждый день к ним приходит информация, которая может, как поднять их, так и убить. В вашем мире, когда червь закрывает информационные поля, найти ее фактически нереально. То есть, найти-то можно, но лишь используя определенные посылы, которые приведут ее к тому человеку, который даст их тебе. Нельзя заставить душу искать себя, нельзя искать душу, нельзя позариться на ее имущество или близких людей… В каждом случае есть объективные причины, которые помешают найти друг друга.

— Ну почему же? Я ее чувствую… не согласился Игорь, чуть остынув.

— Не ее… В том-то и дело! — покачала Любка головой. — Она олицетворяет множество людей, которых ты видишь ее глазами. Ты чувствуешь их, которые обращаются за помощью, с советами, с угрозами… Надо помнить о душе и желать защиты и доброго пути от всего и у всего, что приходит к тебе от души. Прежде всего, душа это человек, и только потом крепость, опора и друг. Ты моя семья, но ты не должен желать зла моей душе, как я не пожелаю твоей. Не убий, чтобы случайно не задеть душу или кого-то, кто ее хранит, не укради, чтобы опять же, не устрашить душу свою, не прелюбодействуй, чтобы не выставить ее на посмешище, как брошенную и отверженную, не пожалей ничего из того, что есть у твоей души, не говори ложного свидетельства, чтобы правда не убила ее, ибо она будет презираема за ложь твою, не злословь на родителей, чтобы упреки их не стали тебе могилой в сердце ее… И выбей зуб и отсеки руку врагу, иначе облетишь вместе с душой твоей… Там, Игорек, что-то происходит, на черный мрак наступила. Страшный холодный ужас — и боль, стоит до него дотронуться. В конце концов, это я убиваю их… Я! И мне не будет покоя.

— Их нет! Ты пойми это, их нет! — с болью в голосе проговорил Игорь. — Ни на небе, не под землей, ни слева, ни справа… Я не понимаю… Я даже думать об этом не могу!

— Игорь, когда ты писал книгу об умирающем мире, неужели ты не испытывал хоть сколько-то жалости к ним?

— Любушка, это мои фантазии! — напомнил Игорь. — А может быть ты моя душа, которая приняла их, как другой мир? Нет, ну, правда?.. А я твоя душа, и мы поднимает этот мир вместе?

— Угаданная тобой правда не стоит на месте. Ты придумал, или Дух Изгнания, который витал над твоей головой? — скептически усмехнулась Любка. — Он каждый день открывает тебе что-то новое, откуда он это берет?

— Мне так… не хочется тебя потерять! Вот я встану завтра, и нет никого, одни воспоминания — тупые и бесполезные, как тот мир, в который ты решила сбежать! — Игорь надулся и отвернулся к стене. — И нет мага, который приструнит редактора!

— В конце концов, я собираюсь проведать прародину… Я оставляю тебе Кошака и Лошарика, неужели ты думаешь, что я смогу их когда-нибудь бросить?

— Ненавижу, когда ты так делаешь! — рассердился Игорь. — Чувствую себя какой-то марионеткой.

— Игорь, не зуди, — отмахнулась Любка. — Мы не сможем жить спокойно, если не устранить причину дискомфорта.