— Как жалко, что я не успел побриться… — говорит Борис Викторович.

— Ничего. Вы побреетесь в Москве, Борис Викторович… — замечает человек в черной рубашке, с бритым и круглым спокойным лицом. У него уверенный голос и мягкие жесты.

— Вы знаете мое имя и отчество? — удивляется Борис Викторович.

— Помилуйте! Кто же не знает их? — любезно отвечает он и предлагает нам пива.

Человек с русой бородою переходит с дивана за стол.

Он садится от меня справа. У него умное и подвижное лицо.

Я говорю:

— Нас было пятеро. Теперь нас трое. Нет Андрея Павловича и Фомичева.

— Понятно, — говорит Борис Викторович.

— Значит… все предали нас?

— Конечно.

— Не может этого быть!..

Человек с русой бородою поворачивается ко мне:

— Надо слушать, что старшие говорят.

Но я должна верить Пилляру. [4] Он один из начальников ГПУ.

…Все. Андрей Павлович… Фомичев… Шешеня. А Сергей?.. Сергей, наверное, уже расстрелян…

— Им много заплатят? — вежливо осведомляется Александр Аркадьевич.

— Андрей Павлович никогда не работал против нас. Он убежденный коммунист. А другие… У других, у каждого есть грехи… Ну, получат прощение грехов…

Входит Новицкий и снова садится за стол.

— Вот один из ваших товарищей… — иронически замечает Пилляр, обращаясь ко мне.

— Да… И он даже обещал мне сбрить свою бороду…

— Он не сбреет ее, — говорит Пилляр [с раздражением]. “Друг Сергея” — Новицкий — не кто иной, как Пузицкий, его ближайший помощник.

— Кажется, вы недавно написали повесть “Конь Вороной”? А раньше “Конь Бледный”? — спрашивает Бориса Викторовича Пилляр.

— Целая конюшня. Не так ли?

— А теперь, — смеется Пилляр, — вы напишете еще одну повесть — “Конь Последний”.

— Лично мне все равно. Но мне жалко… их…

Александр Аркадьевич протестует. Пилляр опускает глаза и говорит почти мягко:

— Не будем говорить об этом…

— Почему вы тотчас же арестовали нас, не дав нам возможности предварительно увидеть Москву? Мы были в ваших руках.

— Вы слишком опасные люди.

Нас обыскивают…

[Борис Викторович выходит из комнаты с завязанной головой. Это сделано для того, чтобы его не узнали на улице.

— Но это самое лучшее средство для того, чтобы обратить на него внимание, — говорит Александр Аркадьевич.

Как-никак, Борис Викторович — в роли современной “Железной Маски” — садится в один из автомобилей, ожидающих нас внизу…]

— Москва!

Пять часов утра. Мы выходим поодиночке. Около каждого из нас караул. Борис Викторович садится в закрытый автомобиль с опущенными занавесками на окнах. Александр Аркадьевич и я — в другой, открытый. Гудин, [5] “хозяин дома” и несколько человек красноармейцев садятся с нами. Мы покинули Москву в 1918 году, мы возвращаемся прямо в тюрьму.

В поезде Гудин с гордостью сообщил, что мы делаем 65 верст в час. Теперь он обращает мое внимание на чистоту города.

Театральная площадь. Огромный портрет Ленина, сделанный из цветов. Потом какая-то улица. Потом здание.

— Это и есть знаменитая Лубянка… — говорит Александр Аркадьевич.

Лубянка. Тюрьма, из которой никто не выходит…”

Начинается тягостная процедура превращения свободного человека в узника, упаковка его в клетку. Бесконечные лестницы, коридоры и кабинеты Лубянки, которые все больше и больше отдаляют и отрешают от мира.

Впрочем, Савинкова и его спутников поначалу встречают с особым обхождением, любезно, как почетных гостей, даже заводят “светские разговоры” — не столько для того, чтобы сделать приятное, сколько от собственной гордости: вот, мол, какое у нас событие! Какая птичка залетела!

— А что, у вас пытают? — не выдерживает Александр Аркадьевич.

Сопровождающий чекист смеется:

— Невероятно, что вы в 1924 году можете этому верить… Да, в первые годы был террор. Да, тогда изредка встречались садисты. Но они уже давно расстреляны все…

Для Савинкова даже устраивают вернисаж: показывают картины его младшего брата Виктора, художника, эмигранта, живущего теперь в Праге. Объясняют:

— Мы нашли эти картины при обыске. Они подписаны таким именем, что пришлось перенести их сюда…

На этом торжественная часть кончается. Начинаются тюремные будни.

Любовь Ефимовну отделяют от остальных, уводят.

Обыск. Женщина с суровым лицом монотонно приказывает: