Шрифт:
– Сочувствую, – погладил Герман Еву по голове. Хотел сказать ей, что, возможно, никакой Территорию ВЮГО уже давно не существует. Но это бы означало сообщить ей, что этих двух ребят давно нет в живых. И он промолчал.
Ева протерла повлажневшие глаза:
– Еще несколько человек, знакомых мне по школе резерва АИК, ходят сегодня под разными категориями. У кого «D», у кого «C»… Нет, в целом жизнь не всех сделала сторонниками или противниками АИК. Дети выросли, и идеологические вещи быстро выветрились из их головок, заменились рациональными или прагматическими соображениями о семейной жизни, работе, пенсии… Кто-то по глупости стал работать в АИК, кто-то из-за карьеры, как Эраст. Ну, а кто-то разочаровался в Контракте… Взрослая жизнь, она же другая. Совсем другая…
– Другая, – согласился Герман и обнял Еву.
Они целовались, но недолго. Желание стало затягивать их глубже и глубже, прижимая друг к другу все теснее и все сильнее. Еще немного и чувство победило бы разум, но Ева оттолкнула Германа:
– Пойдем в лагерь, не будем больше его мучить.
Они вернулись, ощущая, что Эраст по-прежнему рядом, следует за ними по пятам…
А следующим вечером Ева вдруг потащила Германа вглубь леса, в самые заросли. Он жадно обнимал, целовал ее, не понимая. Она прошептала, сдирая с себя камуфляжную куртку, помогая раздеться раздевающему ее Герману:
– У Эраста и Анджея на это время назначена встреча с несколькими командирами отрядов. Его не будет с нами сегодня…
Это был сладкий, сладкий вечер. Накопившаяся страсть двух молодых любящих тел и душ выплескивалась снова и снова. Какое божественное, гибкое, сильное, страстное тело имела Ева. Это была настоящая женщина, не чета скучно-ленивой Ольге из сети кафе «Элефант». А про обкуренных Линду с Тильдой он даже и не вспомнил….
Когда они отдыхали, Герман рассказывал о себе. О погибших в автокатастрофе родителях – о переводчике-маме и бывшем летчике-отце, ставшим работником Комитета гражданских прав и свобод, а еще об Элике, вышедшей замуж за его друга Гиви, о Сэме, о начальнике Ароне, об острове и о бывшем штурмане Родионе. Рассказывал то, о чем не рассказал бы ни Анджею, ни Эрасту, ни даже под пытками в АИК. Но в объятиях Евы все говорил и говорил. И признался:
– Ты так похожа на маму. Не внешне. У нее тоже был очень сильный характер. Это невозможно представить, но она до конца оставалась с отцом. Только, когда умер он, отпустив ее руку, не приходя в сознание умерла и она…
Герман так давно не выговаривался. Даже ведь и Родиону мог сказать не все. Герман был мужчиной и не мог выглядеть в глазах другого мужчины немощным, говорить с ним о собственных слабостях. Ева была права – Герман и хотел быть сильным в ее глазах и нуждался в ее помощи. И она помогала, внимательно слушала, гладила его, целовала, иногда роняя капли слез на плечо…
Герману стало как-то легче, свободнее дышать, думать, и, наверное, действовать. И он вспомнил про Мирагоу. Хотел поделиться с Евой этой историей про дружный экипаж отца, но не успел. Они услышали невдалеке хруст ветки. Ева тут же взглянула на часы:
– Это он… Ищет нас… …
Они осторожно встали и оделись. Пошли к лагерю, обходя блуждающего между сосен Эраста. Неожиданно ветка хрустнула совершенно с другой стороны.
Герман и Ева переглянулись. Кроме Эраста здесь был кто-то еще?..
12. Горькая ночь
До выступления оставалось несколько дней. На предпоследний Герман запланировал тренировку без физической нагрузки, чтобы отряд немного отдохнул перед штурмом:
– Будут только тактические занятия по схеме АИК.
Отряд облегченно вздохнул. Все уже изрядно притомились от тренировок, и даже кто-нибудь нет-нет, да и бурчал, что уж слишком большие нагрузки им перепадают. Подобные разговоры Герман легко пресекал, безмилостливно заставляя недовольных отжаться пару лишних десятков раз или присесть столько же. К тому же «Сильная рука», все-таки переживавший, видимо, что чуть не расстрелял такого человека, запросто мог отвесить подзатыльник любому недовольному распоряжениями Германа. А рука у него была действительно сильная. Самая сильная не только в отряде, но и во всем лагере.
Новость о «легком» дне всех обрадовала, но Герман сказал:
– Зато сегодня будет очень тяжело.
Они провели в этот день совершенно обычные тренировки. Отряд все ждал каких-то особых нагрузок, но к вечеру, так и не дождавшись их, расслабился:
– Обошлось.
Не обошлось. На этот день у Германа были особые планы. Он не знал, сколько времени уйдет на штурм Агентства Исполнения Контракта, возможно тот и затянется. Поэтому хотел провести напоследок и ночную тренировку. Никого об этом не предупреждал. Не сказал даже и Еве, пожалев ее, решив дать ей спокойно поспать.
Ночью Герман тихо, чтобы не будить весь лагерь, поднял отряд. Выбежал вместе со всеми на поляну на краю территории, объявил:
– Ночная тренировка.
Раздался чей-то вздох разочарования и следом же – звук подзатыльника. И еще голос:
– Какая задача, командир?
Это был голос Евы. Кто-то все-таки поднял девушку, считая ее, видимо, из-за совместных дневных тренировок человеком их отряда. Ну, не возвращать же ее обратно в лагерь. Раз поднялась, прибежала, значит, сама хотела.