Поверх слабых деревянных ящиков плюхались трёхтонные связки рельсового проката. Несколько подъёмов отличной бумаги, следовавшей в адрес советского посольства, рассыпались в воздухе. Мешки триполифосфата и натрия рвались крючьями грузчиков, значительная часть содержимого просыпалась…

Это было зрелище, от которого, по выражению Лидии Чарской, «томительно сжималось сердце». Мы останавливали выгрузку, мы вызывали агента, но грузчики и ухом не вели. Они, очевидно, хорошо усвоили высказывание Маркса о том, что «стержень мусульманства составляет фатализм» и что догмат предопределённости всего на свете лежит в основе Корана. И это высказывание Маркса они отлично соединяли с высказыванием Энгельса, который доказал происхождение европейского «жизнерадостного свободомыслия» из глубин азиатского мусульманского мира. От выгрузки явно попахивало безмятежным беспутством.

Упомянутое в моей пояснительной записке «прохождение через таможню» заключалось в том, что мы видели горы своего груза на пустырях вокруг Латакии среди лопухов и собачьих трупов.

Единственной защитой интересов отправителя и перевозчика были письма. И ночь за ночью я писал их агенту на английском, конечно, языке. Это вам не заявление сочинять управхозу о протекающей крыше.

Деловое письмо должно быть исчерпывающе кратким, ясным и вежливым. Текст должен располагаться в строгом соответствии с определённым ритуалом. Если обращение «Дорогой сэр!» вы напишете в центре страницы, а не у левого поля, то сэр сочтёт это смертельным оскорблением. Обязательно: «С глубоким сожалением вынужден сообщить Вам, что Ваши грузчики разрезали бульдозер 14728 (коносамент СТ-976) крановым стропом на неровные половины… Имею честь сообщить Вам, что убытки по разрезанному и затем утопленному в результате небрежной работы Вашего плавкрана и грузчиков бульдозеру моё судно нести не будет… Уважающий Вас…»

Я чуть не рехнулся от этих писем.

Никаких претензий по грузу в пароходство не поступило.

Всё было обычным, всё текло так, как текло здесь тысячи лет.

Мы снялись из Латакии на Ливан в порт Триполи. Мы ещё не знали, что вернёмся сюда.

Наше судно называлось трамповым. «Трамп» по-английски «бродяга». Бродяга редко знает, где будет ночевать завтра.

В Ливане простояли около недели.

Съездили на автобусе в Бейрут, купили замечательные клеёнки.

Ливанский Триполи покинули под вечер, в тихое время, когда белые рыбацкие лодки возвращаются из синего моря под синим небом и отражения минаретов не дрогнут в синей бухте, а старые развалины-пароходы разворачиваются на мёртвых якорях носом на ворота гавани, как будто собираются плыть куда-то, хотя им больше никогда и никуда не светит плыть.

И видение белых лодок среди безмятежной синевы надолго осталось во мне.

От ливанцев до сирийцев три часа ходу. И в полночь мы уже опять бросили якорь на внешнем рейде Латакии. Здесь нас ждал груз шрота — жмыха хлопкового семени. Что это за штука, ни я, ни капитан толком не знали. Пришлось вытащить грузовой справочник.

И тихой, ночной, якорной, рейдовой вахтой я листал его. И чем дольше я листал огромный справочник, тем больше уважал хлопковый жмых.

В справочнике были перечислены всевозможные под луной грузы, указаны их свойства, номер товарной группы, сумма сбора за тонну, но шрота там не было. Я не мог узнать, как он впитывает влагу, когда самопроизвольно воспламеняется, когда взрывается и насколько меняет вес при переходе из одной климатической зоны в другую.

Наличие прилагательного «хлопковый» настораживало.

Мне как-то пришлось наблюдать горение хлопка и даже принимать участие в тушении. Огромная прессованная кипа хлопка кажется каменной, но воспламеняется от искры упаковочной проволоки. Потому концы проволок заводят внутрь кип. Плохо спрессованный хлопок при нарушении упаковки выстреливает в дыры разлохмаченные пряди. Они самовозгораются при соприкосновении с маслянистыми грузами — орехом, хлопковым семенем и жмыхом хлопкового семени. Шесть тысяч тонн такого жмыха и ждали нас в Латакии. Было интересно, как он сам горит. И я очень внимательно искал в справочнике «шрот», но не нашёл. Зато с большим любопытством и без всякой пользы изучил специфику перевозки гробов с покойниками и урн с пеплом. Именно с пеплом, а не с прахом, ибо прах вещь такая же неконкретная, как, простите за такой пример, ваша душа. Пепел же ваш имеет определённые химические свойства и удельный вес.

Я увлёкся, как обычно со мной бывает, посторонними и потусторонними вопросами и битый час выяснял, существуют ли отдельные правила перевозки гробов без покойников и урн без пепла. По дороге обнаружил пункт, из которого явствовало, что сахарин и лошадиная сбруя находятся в одной товарной группе сбора за тонну. Здесь я захихикал. Соединение сбруи с сахарином напомнило мне собственные сочинения. А хихикать было нечего. Выяснить правила перевозки шрота приказал капитан. Он уже начал готовиться к подаче морского протеста в Новороссийске, чтобы перестраховаться в случае отпотевания жмыха в трюмах на переходе из Средиземного моря в Чёрное.

Жмых хлопкового семени представляет собой зелёно-рыжую массу. Её едят свиньи. От спички она не загорается — я провёл опыт.

Технология погрузки свинячьей еды проста и хорошо продумана. Лючины на трюмах раздвигают, образуя щели, зияющие под тобой двенадцатиметровой пропастью. Шрот привозят в мешках. Подъём в двадцать-тридцать мешков опускается на щели. Грузчики взрезают глотки мешков кривыми ножами — глотки зашиты гнилой нитью крупными стёжками. Потом грузчики яростно пинают мешки босыми ногами в бока. И шрот с печальным шорохом проваливается в щели между лючинами.