У кинотеатра встретил старпома.

— Туши фонари, Викторыч! В ночь снимаемся. Сменили точку и время работы. Деньги потратил?

— А что тут следует покупать?

— Всё дорого. Чай, говорят, хороший. Ром и вермут — дрянь, но…

Мы зашли в первый попавшийся магазинчик, я купил за сорок четыре рупии японский ширпотребский сервиз — грубо украшенные красными креветками и чёрными рыбами чашки и блюдца — на память о японском ресторанчике. Купил ещё туристскую карту Маврикия за двенадцать рупий. На карте было изображено всё то, чего я здесь не видел: старинные парусники, весёлые дронты, меч-рыба, сундуки с золотом под пиратским чёрным флагом, белые девушки на водных лыжах, весёлые туземцы с фруктами на подносах, пугливые лани и аквалангисты среди кораллов.

Всё это здесь, вероятно, есть. Всё это я здесь увидел бы, если бы прилетел туристом. Но море хорошо и тем, что показывает оборотную сторону медали.

Хотя кусочек здешнего веселья я тоже увидел.

Мы пошли за вечерней, принаряженной, разноязычной и разноцветной толпой на площадь за городом. Огромное поле окаймляют высокие пальмы, со стволами гладкими, как голенища генеральских сапог, и шумят тревожно. Дальний край поля упирается в горы. Среди гор — старинный форт, такой мрачный, как наш Чумной Кронштадтский. Памятник королю Великобритании и Ирландии, императору Индии Эдуарду Седьмому — бородатый, похожий на Александра III, болван. Вокруг Эдуарда карусели. Они крутятся быстро, кажется, их подталкивает свежий вечерний бриз. Мальчишки кидают в мишени стрелы с цветным оперением. На футбольных полях играют упорные футболисты. Толпа цветных людей смотрит на карусели. Я смотрю тоже и вдруг вижу русские буквы «Восток-4». Наш космический корабль вертится в компании с верблюдом, львом, самолётом «Эр-Франс» и ромовой бочкой.

В космическом «Востоке» три девушки-девочки, их сари трепещут на ветру. Три грации Востока сходят на грешную землю с нашего загадочного корабля. Ах, какие лица, какая нежность, прозрачность, чистота, осторожность движений! Башни-причёски на головках. Из-под волос светятся туманным светом огромные глаза, и в них — все лилии и все черти мироздания. И снежные сари — снежинка к снежинке, тёплая метель на прохладных телах. Кто они — индианки, японки, креолки, малайки? Особое племя, возникшее на древней дороге в Индию из Европы? Кровь туземцев с островов Индийского океана, белых мореходов, рабов и королей. Улыбнись мне одна из них, и я стал бы гениальным музыкантом или сумасшедшим поэтом. Не улыбнулись. Пощебетали, посмотрели вслед «Востоку» и пошли-поплыли под конвоем двух свирепых старых мегер.

Господи, подумал я. Неужели можно прожить здесь всю жизнь, в замкнутом, островном мирке?

Возвращаясь на судно, мы заглянули ещё в католический собор Сент-Джемсис-Кафедрал. Он был полон мужчин в тёмных костюмах. Служил священник-китаец в белых одеждах. Над молящимися висел на кресте голый Христос.

Около трёх часов ночи начали сниматься с якорей.

По гребню гор пробегали вспышки, потом они слились в огненную полосу. В бинокль хорошо видно было, как огненные языки завихряются в ночных тучах и ползут вниз по склонам гор.

Лоцман объяснил, что это специально жгут траву — удобряют землю пастбищ.

Тревожный огонь на горах Маврикия долго мерцал по корме.

А впереди опять был океан, и темнота, и дальняя, и дальняя дорога.

Примечание. После выхода книги «Среди мифов и рифов» я получил приглашение студентов-маврикийцев, обучающихся в Ленинграде в медвузах, на бокал вина и чашку кофе. И был горд всемирной известностью, опять забыв, что это штука некрасивая.

Встреча состоялась на реке Фонтанке. В Доме дружбы.

Вино показалось кислым, кофе чересчур горьким, а пирожные — просто хинином, ибо дело запахло международным скандалом. С мягкой и зловеще-дипломатической любезностью ребята обратили моё внимание на то, что я опорочил гражданина их страны шипчандлера Ромула (Рамлала). Ребята утверждали, что он отличный парень, без памяти любит русских, всеми силами и средствами способствует развитию дружеских отношений между нашими странами и учился в Москве. И что студенты вынуждены будут обратиться к послу, чтобы защитить Ромула от меня, если я печатно не принесу извинений за нанесение ему тяжких оскорблений клеветнического характера. Дело в том, что я вжарил Ромулу (Рамлалу) на полную катушку. В главе о заходе на Маврикий я рассказал, как этот тип устроил нам экспедиционный автобус для поездки из Порт-Луи в Курепипе за шестьсот рупий — бандитская, грабительская цена. Он давил на советскую психику значком с силуэтом Ленина на пиджаке. Но, как я обнаружил (со свойственными мне следовательскими талантами), при обслуживании американцев Ромул заменял этот значок портретом Никсона. Такие хамелеоны обнаруживаются во многих портах, ибо бизнес не знает морали.

И приносить какие бы то ни было извинения я отказался категорически, ибо не сомневался в том, что шипчандлер — пройдоха.

И землячество маврикийских студентов в Ленинграде обратилось-таки к своему послу с жалобой на меня.

Нынче я рассказывал эту историю старому другу-капитану.

— Сейчас вам полегчает, — сказал он и вытащил из стола папку «Бюллетеней» БМП, и я (то и дело бормоча с восхищением: «Маменьки мои родные! как мне в жилу! как в жилу!..») прочитал:

«О ШИПЧАНДЛЕРСКОМ СНАБЖЕНИИ

В ПОРТ-ЛУИ

(ОСТРОВ МАВРИКИЙ)

Капитанам всех судов загранплавания Балтийского морского пароходства!

В Порт-Луи (остров Маврикий) имеется три шипчандлерские фирмы: „Раджу Падаячи“, „Апаву“, „Мамуд Амир“…

(Главного шефа фирмы „Падаячи“ я и обложил в книге „Среди мифов и рифов“. В результате пережил несколько тоскливых месяцев в ожидании неприятных последствий, ибо опасения тихо гнили в душе, как овощи в овощехранилище. — В. К.)

Ни с одной из указанных фирм Министерство Морского флота не имеет соглашения по обслуживанию советских судов. Соглашения не заключались, чтобы не связывать инициативу капитанов в снабжении своих судов на наиболее выгодных условиях.