__ Ну-ка, сестричка, поцелуй меня, а?

__ Что это за телячьи нежности? – спросила подозрительно Рита, но подошла к дивану и поцеловала Федора Ивановича в лоб, отведя назад руку с тряпкой. – Да, вот был со мной номер недавно! – вдруг вспомнила она. – Знаешь Веру? Ну, она работала воздух с Ефимовым, помнишь?

Он кивнул. Он, конечно, не помнил никакой Веры и даже не знал, что значит «работать воздух».

– У нее был день рождения, и я пошла купить цветов… Знаешь этот магазин на Арбате? Рядом с парфюмерией, а с другой стороны фотоателье… В нем, кстати, мой портрет выставляли, всю осень висел. Ну вот, – продолжала рассказывать Рита, все больше увлекаясь и бросив вытирать пыль. – Покупаю я для Верочки цветочки, и вдруг кто-то останавливается сзади. Мужчина! Весь в черном и держит букет алых роз в целлофане. Огромный! Понимаешь, огромный букет алых роз, и все это в целлофане! – Она описала в воздухе окружность тряпкой. – Вот такой!

– Так-так, – поощрительно высказался Федор Иванович.

– Ты знаешь: я понимаю толк в цветах. Такой букет стоит не меньше десятки… Я выхожу, мужчина за мной. У него оливковое лицо и белые носки. Садится в «Волгу». У меня так все и захолонуло внутри. «Волга» двухцветная, под задним стеклом лежит тигр, и, когда тормозят, у него вспыхивают красные глаза, – она сделала страшную физиономию и посмотрела на себя в зеркало. – Потом он обгоняет меня и ждет. Я, естественно, иду мимо. Он через окошко протягивает мне розы. И я их беру, и все это совершенно как во сне… Да. Он говорит: «Я слежу за вами уже давно. Я видел вас на манеже. Садитесь, я подвезу вас». – «Ну уж, черта с два, я так сразу к тебе и залезу, – думаю я. – Знаем мы эти штучки…» И что ты думаешь? Вечером он ждал меня у цирка! Оказывается, дипломат, наш посол в Латинской Америке. Каково?

Федор Иванович понимал, что смеяться нельзя.

– Ты смотри! – с удивлением и восхищением сказал он.

– И тут началось! Он в отпуске только на месяц, женат. Герман ревнует как бешеный…

Ахнув кулаком в дверь, что означало предупредительный стук, на пороге возник Олег. Положительно, его притягивала Рита. Федор Иванович обрадовался Олегу. От Ритиного вранья у него портилось настроение.

– Вы помните, что сегодня партсобрание? – спросил Олег. Очевидно, это был предлог, чтобы зайти.

– Да… Внимание! – сказал Федор Иванович и поднял руку. – Для чего служит затвор? Ну? Ну, быстрее, быстрее!

Это была игра, в которую они играли уже давно. Федор Иванович задавал Олегу самые неожиданные и часто нелепые вопросы, а тот должен был отвечать немедленно.

– Затвор? – сморщившись, недовольно переспросил Олег. Он терпеть не мог вспоминать о своей солдатской службе. – Затвор служит для… пропихивания патрона в патронник… выбрыкивания обратно стреляной гильзы, затыкания дыры в дуле… и… и… Черт его знает, больше не помню.

– Чему вас теперь учат в армии? Затвор служит: для досылки патрона в патронник, плотного замыкания канала ствола, производства выстрела, выбрасывания стреляной гильзы.

– Вы молодец, – сказал Олег. – Возьмите конфетку.

– Строй? – спросил Федор Иванович.

– Что «строй»?

– Что такое строй?

Олег ехидно улыбнулся.

– Строй – священное место бойца, – сказал он. – В строю категорически нельзя плеваться.

– Сукин сын, – сказал Федор Иванович. – Выкрутился.

– Хватит на сегодня, или я спрошу о том, где растут ноги у дверки «Москвича», – пригрозил Олег.

– У тебя сняли дверку? – ахнула Рита.

– Да, – сказал Федор Иванович. Его «Москвич» ночевал во дворе под рваным брезентом, и бороться с потерями было бессмысленно.

– И ты теперь не ездишь? – спросила Рита. – А ты завтракал сегодня или нет?

– Федор Иванович боится простудиться, – объяснил Олег, – ему сильно дует: дверку-то первую сняли, с шоферского места.

Федор Иванович закурил и подошел к окну. Автопогрузчики поднимали на самосвалы кирпичные глыбы. Поломанные рябины оттащили в сторону. Осколки якорей собрали в кучу. Через провал на месте стены и ворот непривычно далеко был виден двор порта.

– Да, я не езжу, – сказал Федор Иванович. Он не торопился ставить новую дверку, потому что все равно не мог ездить. Недавно ему стало плохо за рулем. Это чуть не стоило жизни какой-то девчонке с бидоном молока. Сейчас он подумал о том, как был бы счастлив Олег, если взять и подарить ему «Москвича». Только это невозможно сделать – такие придумали законы. Не имеешь права подарить машину. Но как страшно обиделась бы Рита, подари он машину Олегу! Интересно, если он умрет, получит Рита право наследовать «Москвича»? Вообще-то говоря, давно пора сходить к юристу, выяснить все эти штуки и написать завещание. Конечно, странно в наш век и в нашей стране писать завещание, но придется это сделать. Для очистки совести.

– Я не завтракал, – сказал Федор Иванович. – Пойдем на площадь. У нас здесь молочное кафе открыли, приличное. На месте пивной. Идем с нами, Олег.

– Нет. Я в Публичку поеду старые газеты читать. Ужасно интересная штука. Я с двадцатого года начал, а сейчас уже сорок четвертый заканчиваю… – Олег вдруг захохотал. – Вы давеча на кучу влезли и командуете, мужественно так, сдержанно… Анекдот сплошной. А мы в нору пробрались, под завал, вдруг слышу – стон! Вот, думаю, они! Страшно стало. Хочется назад вылезти. Потом прислушался – сам хриплю, накурился с утра, и из самого нутра хрип идет… Сплошной анекдот.