Молодой рыцарь опять кивнул.

— Мерлин учил меня другой любви, — сказал Артур. — Посмотри на старую женщину, младенца, юную девушку, твою сестру. Все они — проявление женственности, и по мере того как эти проявления изменяются, вместе с ними изменяется и то, что ты называешь любовью. Когда ты говоришь, что ты влюблен, на самом деле ты утверждаешь, что эта дама соответствует созданному тобою образу.

Именно так начинается привязанность — с привязанности к образу. Ты можешь утверждать, что любишь женщину, но стоит ей изменить тебе с другим человеком, — и твоя любовь превращается в ненависть. Почему? Потому что осквернен созданный тобою образ, а так как ты все время любил именно этот образ, измена любимой приводит тебя в ярость.

— Но что же с этим делать? — спросил Галахад.

— Постарайся посмотреть за пределы своих эмоций, которые постоянно меняются, и задай себе вопрос, что лежит за этим образом. Образы — это вымысел; вымысел существует для того, чтобы защитить нас от чего-то такого, чему мы не хотим смело посмотреть в лицо. В данном случае — это пустота. Испытывая потребность в любви, ты создаешь образ, чтобы заполнить пустоту. Именно поэтому разлука или измена в любви вызывают такую боль — они обнажают зияющие раны наших собственных потребностей.

— Любовь всегда казалась такой прекрасной и возвышенной, — грустно проговорил Галахад, — но, если верить вам, она ужасна.

— То, что обычно принимают за любовь, — с улыбкой сказал Артур, — может иметь ужасные последствия, но я еще не закончил свой рассказ. У любви существует секрет. Этому секрету научил меня Мерлин много лет назад, а я передам его тебе: когда ты можешь одинаково любить старую женщину, младенца и юную девушку, ты способен любить не только форму. Значит, сущность любви, которая является универсальной силой, заключена в тебе. Должна существовать неприсоединенность. Она служит молчаливым приказом, которому подчиняется любовь.

То, что волшебник имеет в виду, говоря о любви, почти полностью противоположно тому, что называем любовью мы. Для нас любовь — это глубоко личное чувство; для волшебника — это универсальная сила. Для нас влюбленность — это состояние, которое постепенно ослабевает; волшебник не может влюбиться, потому что он постоянно пребывает в потоке самой любви. Но самая большая разница заключается в присоединенности. Присоединенность возникает тогда, когда вы говорите: "Я люблю тебя, потому что ты моя". Такой вид любви — на самом деле продолжение собственного эго, которое все рассматривает только в понятиях «я», «мне», "мое".

— Вы, смертные, называете любовью полную привязанность к другому человеку, — сказал Мерлин. — Вам обязательно нужно кем-то полностью владеть или чтобы кто-то полностью владел вами. Но для волшебника любовь — это отсутствие привязанности, отсутствие обладания.

— Но разве это не просто равнодушие? — спросил Артур.

— Равнодушие не несет ни энергии, ни жизни, — покачал головой Мерлин. — Любовь же волшебника удивительно живая и исполнена энергии космоса. Для того чтобы это произошло с тобой, ты должен быть пустым сосудом. Смертные настолько заполнены своим эго, что ни для чего другого у них не остается места. Волшебник полностью пустой, поэтому Вселенная может заполнять его любовью.

Мерлин говорил мягко, почти с нежностью.

— Влюбиться — это для тебя удивительная возможность, — продолжал он. — Обычно ваша жизнь, окруженная стенами твоего собственного эго, находится в полной безопасности. Вам нравится эта защищенность. Когда вы влюбляетесь, эти стены рушатся — по крайней мере, на время. Вы становитесь открытыми и уязвимыми — как раз то, чего вы боялись, но благодаря всепоглощающему чувству любви вы испытываете скорее восторг, чем боль. Любовь, в лучшем ее проявлении, означает познать неведомое вместе с другой душой, вместе окунуться в мудрость неизвестности.

Для волшебника не существует более высокой или более низкой любви — это язык суждений, а волшебник не судит.

— Если мимо тебя пройдет твой враг и нанесет тебе оскорбление, — сказал Мерлин, — это акт любви. В сердце твоего врага зародился импульс любви, но, пройдя через завесу памяти, он превратился в ненависть. Прошлый опыт заставляет деформироваться или перекручиваться этот импульс, когда он всплывает на поверхность, но любой опыт будет опытом любви, если ты будешь черпать его из его источника.

— И можно построить мост между той любовью, какую испытывают смертные, и той, какую испытываешь ты? — спросил Артур.

— Тебе не нужно строить мост, потому что существует только один вид любви, — ответил Мерлин. — Та любовь, которую ты испытываешь к другому человеку, это концентрированная форма универсальной любви; универсальная любовь — это расширенный вид личной любви. Ты сможешь испытать обе сполна, если ты позволишь себе раскрыться.