— Нехорошо, Мишаня, птиц убивать, — сказала Галин Петровна.

— А кто их убивает…

— Вы! — выпалила Николашка.

— А ты видала? Ты сперва увидь, а потом говори! Я в кого стрелял? Я в воробьев стрелял! А в воробьев можно: приносят вред!

Ни с того ни с сего Николашка пожаловалась:

— А у меня гусеницы всю розу объели! Ничего не помогает, прямо не знаю, что и делать!..

Глеб открыл рот, хотел что-то сказать, но не сказал — не решился.

— Ты ошибаешься, — заметила Мишане Галин Петровна. — Скажи, какой, по-твоему, воробьи вред приносят?..

— Клюют вишни… раз! — начал загибать пальцы Мишаня.

— Раз! Еще что?

— Ну… Например… У кур воруют корм — два!

— Так. Еще?

Третье преступление воробьев Мишаня вспоминал долго:

— В скворчиные дома залезают!

— Насчет скворцов — неверно! — вмешался издали Братец Кролик. — Слабо воробью со скворцом сладить! Скворец, он, как из Африки к себе домой явится, первым делом воробья оттудова — по шеям! Уцепит своим носищем за шиворот — и на выброс! Тот так и полетит кверху тормашками!..

Он разгорячился, подошел и начал рассуждать:

— Я сначала об воробьях сам так заблуждался, но мне один друг, аспирант, на профессора учится, все досконально про них рассказал, теперь вижу: не только они ничуть не вредные, но даже полезные ужасно!..

— Вот что, ребята, — сказала Галин Петровна. — Сейчас нам некогда, а вы лучше приходите на пост коммунистического воспитания, там обо всем поговорим подробно. Знаете, где он?

— Знаем…

— Придете?

Мишаня обеспокоился:

— А почему нам приходить? Это нам только? Мы ничего такого не делали…

— Не только вам, там ребят много: с Садовой, с Крестьянской, с Полевой…

— К нам это ничего не относится… — упирался Мишаня. — Это город, их касается, а мы сами по себе…

— Ты знаешь Гену Козлова, Юрика Марчукова, Колю Никульшина?

— И Козла знаю, и Чука, и Куропатку… — пренебрежительно махнул рукой Мишаня. — Это что за ребята… так… Мы их не признаем!.. Мы вообще ни Садовую, ни Полевую не признаем!.. Крестьянскую тоже не признаем!..

— И хорошенько им отвешиваем, если на нашу Гусиновку забредут! — весело добавил Братец. Кролик.

— Ох, Галин Петровна! — ужаснулась Николашка. — Какие же они дикие, ну до чего одичалые эти мальчишки!..

— Вы придете ко мне, — сказала Галин Петровна. — Это я вас приглашаю. Договорились?

— Договорились… — нехотя согласился Мишаня, не желая обидеть хорошую учительницу.

— Вот с Ниной договоритесь, когда приходить, вы же ее знаете?..

— А то не знаем…

— Галин Петровна, велите Мишане камушки высыпать! — вспомнила Николашка.

— Высыпем камушки, Мишаня?

— Могу…

Мишаня вывернул карманы, и замечательные камушки посыпались на траву.

— Я их лучше с собой возьму, — Николашка присела и начала складывать камушки в носовой платок. — А то они потом опять их соберут, они знаете какие хитрые!..

Братец Кролик с целью навредить заготовке воробьев кинулся ей помогать с таким усердием, что ни одного завалящего камушка не проглядел:

— Вон еще! Видишь, под листом спрятался? Во-он куда один закатился!..

Потом он притворился, будто вспомнил про какое-то срочное дело, и убежал.

— Ну как? — спросил Мишаня Глеба, когда учительница с Николашкой ушли. — Разглядел?

— Хорошая… — одобрил Николашку Глеб. — С тунгуской, конечно, не сравнить, и Роза красивее… Все-таки ты меня обмошенничал…

— Что ты об одном и том же! — вспылил Мишаня. — Обменялись, и дело с концом! Не будем же мы обратно размениваться, раз письма уже послали? Не все равно тебе?

— Да я ничего… Пускай… — смутился Глеб. — Она девочка хорошая, сразу видно — умная: слыхал, что она про меня сказала? Это, говорит, мальчик хороший… Значит, я ей здорово понравился! Она где живет?

— А тебе зачем? Зайти, что ли, хочешь? Он тебе, Тараканыч, зайдет! Она ему внучка…

— Нет, заходить я не люблю… Что в этом хорошего? Зайти и дурак сумеет… Надо что-нибудь другое придумать. С тунгусками, например, рассказать, как все получилось?..

— Давай!

— Идем мы однажды с братом Русланом по тайге… Ружья с нами, конечно, ножи такие громадные… В ножнах, а ручка из оленьего рога… Как дашь, так насквозь! Вот Руслан и говорит: моя думай, где-то волки кричи. Я отвечаю: надо ходи посмотри… А в кустах: у-у-у… Я говорю: скорей надо ходи! Побежали туда, смо-отрим… — глаза Глеба широко раскрылись, он даже содрогнулся, — шесть волков! Да что я, больше: множество! Обсели вокруг чума, это такой шалаш из березовой коры, и воют… Мы — бах! бах! бах! Один — кувырь! Другой — тоже кувырь! Остальные — в кусты. И еще одного брат Руслан ножом заколол, тот на него кинулся… И выходят из шалаша две тунгуски, в одеждах, расшитых бисером, косы до пяток, и говорят по-тунгусски: мы вас мало-мало видели, только подойти стеснялись… Заходим к ним, там все увешано ружьями, рогатинами разными… Угостили нас медвежатиной…