Шрифт:
— А он не приедет?
— Нет… Ему некогда. Занят он.
— Чем?
— Да так… Вон Колюнька плетется. Сейчас мы у него все до капли разузнаем.
— Мишань, а Мишань… — заныл Колюнька, подойдя к смородине. — Вы где? Можно, я к вам?
— Лезь!
Колюнька ловко пролез между кустами, огляделся, съел несколько смородинок и сказал:
— Как тут хорошо! Как в воде… Все такое… зеленое…
— Лучше, чем под крыльцом?
— И не сравнять! — кивнул Колюнька. — Можно, я сюда свои игрушки принесу, буду с вами жить?
— Давай живи! — разрешил Глеб. Мишаня тоже не возражал, довольный, что новая его квартира всем, кого ни спроси, нравится.
— Когда Нина тебе письмо давала, что она говорила? — спросил Колюньку Глеб.
— Забыл… — ответил Колюнька. — Постой, сейчас вспомню…
Двигая бровями, он долго вспоминал, наконец, радостно объявил:
— Вспомнил! Говорит: на, отдай Глебу.
— И больше ничего?
— Ничего. Еще сказала: приходи скорей на экскурсию.
— Мне приходить? — не понял Глеб.
— Да нет! Это только для маленьких экскурсия! Больших не брали. Я ходил, Маринка ходила, Фриц… много народу! Галин Петровна нас водила.
— А Нина?
— И она тоже… Только она не считается: с Галин Петровной были! Смотрела, чтоб мы не потерялись… Знаешь, кого мы там видели? Собачища черная, чужая… подошла, хотела нас кусать, потом не стала. Нинка дала мне сахарок, чтоб я не сам ел, а ей дал. Я дал — так она и схряпала. Потом хвостищем — виль! виль! — еще просила, но больше у нас сахарков не было!.. Проводила нас немножко и пошла назад — куда-нибудь к себе домой. Интересная экскурсия была! Козявки эти по воде так и бегают, как на коньках!
— Какие козявки?
— Да в озере же! Вот беспонятный! Нас к озеру водили. На луг, козявок водных смотреть. Галин Петровна нам все рассказала про них… Я все понял, ничего не позабыл… Интересно! А еще знаешь кто там был? Жук водяной! Такой черный, большой, лапами — вот так! Вот так! — Колюнька показал, как ворочает лапами водяной жук. — Он рыбок кусает. Вспомнил: она еще говорила про письма.
— Ну! — нетерпеливо подтолкнул его Глеб.
— Говорит: отдал письмо? Я говорю: отдал. Она говорит: молодец!
— Ну?
— И все. А что еще? Мы про козявок разговаривали, а не про письма! Скоро к ручью пойдем, камушки нам будут показывать. Глеб, тебе камушков принести?
— Не нужны мне твои камушки. Сам могу набрать.
— Те будут особенные…
Заслышав в соседнем саду Маринин голос, Колюнька ушел туда, проползя через такое маленькое отверстие под забором, что, казалось, и кошке не пролезть.
Мишаня покачал головой:
— Вот еще навязался! Как не догадался я сразу его разогнать! Повадился сюда ходить, всех мельничков распугает. Маленькие, они знаешь какие дотошные…
Но Глеба одолевали свои заботы.
— Колюнька что, — задумчиво говорил он. — Колюньке скажи, он и не полезет… Маленького ничего не стоит обмануть… А вот письмо это у меня в голове сидит. Ладно, до завтрашнего дня еще много времени остается.
КАК ГЛЕБ ПОССОРИЛСЯ С МИШАНЕЙ
Наутро Мишаня отнес последнюю резину Лаптяне, взял у него ломик и слегка потренировался: выломал у забора и у курятника несколько досок, прибил их назад, изломал на куски старую тележку, отодрал пару обручей у кадушки, а тут и Глеб с Колюнькой явились.
Колюнька волок много всякого добра, чтоб у Мишани жить: лопатку, ведерко, совок, ковырялки всякие… Одна мисочка в руках не поместилась, и он держал ее подбородком.
Он свалил все на землю и радостно объявил:
— Я пришел! Можно мне в смородину?
А между прочим, такого жильца нипочем нельзя было пускать в смородину, близко к мельничкову гнезду: он сразу начнет шнырять везде, лазить, пробираться, вмиг углядит гнездо и будет сто раз на дню птенцов проведывать а то и в руки их брать.
Мишаня отчаянно посмотрел на Глеба. Глеб понял и, подмигнув, сказал Колюныке:
— Туда нельзя… Там… лизень сидит…
Колюнька широко раскрыл глаза и уставился на Глеба.
— Да-а… — продолжал Глеб, подмигивая Мишане. — Вот ты туда полезешь, а он тебя так и оближет. И длинный же у него язык… мокрый!
Видно представив себе лиэнев язык, Колюнька вздрогнул и спросил:
— А он… живой?
— А как же!
— А… вас он уже лизал?
— Лизанул по разу, насилу убежали.
— А… зачем он так?