— Заходите в дом, в дом!.. — Акулина Ивановна широко распахнула дверь. — Кто во дворе разговаривает? Все заходите, вот сюда… Присаживайтесь! Вот обрадовали старуху! Да прямо к пирожку! Пирожок я только-только вынула…

— Мы, бабушка, есть не хотим. Мы пришли, чтоб…

— Да как же так! Да батюшки! — Акулина Ивановна прижала к груди скрещенные руки. — В гости прийти, да пирога не попробовать! Это значит — хозяйку обижать! Да вы что!

А сама уже резала пирог с вареньем, который лежал на столе на полотенце.

— Отдохнул пирожок… Ну-ка…

Чтоб не обидеть хозяйку все взяли по куску и начали есть, тем более, что пирог, правда, был очень вкусным.

Акулина Ивановна села напротив и, подперев морщинистую щеку рукой, смотрела, как они едят.

— Ешьте, ешьте, сыночки… Ну, как он, пирожок, ничего, удался?

— Ничего!

— Удался! — ответили ребята с полными ртами.

А бабушка рассказала, что у нее самой было три сына и две дочери, все они любили такой пирог, а теперь его есть некому, потому что они живут в других городах, а один уехал даже в Африку, и там у него народился сын, который Акулине Ивановне приходится внуком. Она пошла искать фотокарточку этого внука, а Кот сказал:

— Ишь куда забрался бабкин сын! В самую Африку! И я туда когда-нибудь поеду. Надо ее получше обо всем расспросить.

Но Акулина Ивановна ничего рассказать не умела, только показывала всем фотокарточку, на которой был толстый младенец противного вида. Младенца все похваливали, и Борис, наконец, выбрал момент сказать:

— Мы, бабушка, вообще-то пришли, чтоб у вас что-нибудь поработать…

Акулина Ивановна опять прижала к груди руки:

— Да как же это так! Да господь с вами! Да где ж это слыхано, чтоб гостей работать заставляли! Да и какая у меня работа, али у меня хозяйство?..

В общем, когда тимуровцам удалось в конце концов вырваться от Акулины Ивановны, которая все порывалась напоить их чаем, Алик удрученно сказал:

— Ну и тимуровцы! Ничего не наработали, только все у нее поели. Так нельзя! Отчего это бабушки кормить так любят? Чур, к Антонине Ивановне в дом не заходить! У нее есть электрический самовар, она нас будет чаем поить. У нее и патефон есть, она его всем заводит. В другое время, конечно, хорошо бы послушать…

У Антонину Ивановну вызвали на улицу и осторожно объяснили ей, в чем состоят обязанности тимуровцев, а Кот, тем временем заглянувший во двор, показал на дубовые пеньки, сложенные у забора:

— Можно, бабушка, мы вам сейчас их расколем и сложим?

Антонина Ивановна немного подумала и, вздохнув, покачала головой:

— Нет, ребятки! Мне и вас жалко обижать — больно вы ребята-то хорошие! — да племянник у меня есть. Уж он мне наказывал, уж он беспокоился: не моги, тетя, этих дров касаться, буду каждое утро приходить колоть их — для физкультуры, что ль, ему… А он у меня принципиа-аль-ный! А то б разве мне жалко…

Больше на Березовой улице никаких одиноких старичков и старушек не было.

— Пошли на Октябрьскую, — сказал Алик. — Может, У них кто-нибудь лишний.

На Октябрьской они увидели самого Немца, который нес ведро воды, а двое других тимуровцев сопровождали его с пустыми руками.

Октябрьские тимуровцы сразу заподозрили березовцев в каких-то недобрых намерениях, и Немец враждебно сказал:

— Только одна и есть — наша. А для вас — нету.

— Может, вместе? — заикнулся Пушкин. Но октябрьские пришли в ярость:

— Тоже ловкие! Вместе! Своим не хватает! Найдите себе да и делите с кем хотите! — сказал один.

— Идите куда-нибудь в другое место! Нечего стараться чужих старушек захапать! — добавил другой.

Уже уйдя далеко. Немец обернулся и крикнул:

— Здесь вы лучше и не шныряйте! Не выйдет!

— Вот крокодилы! — сказал Кот. — Собственники какие! Знаете что? Давайте их всех поразгоним, а старушку ихнюю себе отберем. Раз они по-хорошему не хотят…

— Ничего бы… — вздохнул Борис. — Чтоб нос не задирали… Но только они эту старушку подговорят, а она скажет: «Идите отсюда, не хочу с вами никаких дел иметь…» Гляньте, вон Манная Каша кому-то за водой плетется… Пошли спросим…

Хороший знакомый всех мальчишек, городской дурачок Леня, по прозвищу Манная Каша, держа в каждой руке по ведру и выпятив грудь, украшенную множеством всяких значков и жетонов, торопливо шел к водопроводной колонке.

— Здорово, Лень! — приветствовал его Кот.

— Здорово, пацан, здорово, пацан! — забормотал Манная Каша, дружелюбно улыбаясь. Он поставил ведра и поднес ладонь к козырьку грязной железнодорожной фуражки.

— Ты кому это за водой идешь?

— Старичок тут один… Помочь надо… Хороший старичок, хороший старичок…