Опираясь на костыль, он с моей помощью доковылял до спальни.

– Здравствуй, ложе! – поприветствовал он огромную кровать и тяжело на нее опустился. – Ох, что-то я совсем расклеился.

– Мне уйти?

– Нет, нет, нет! – принялся возражать он. – Это что, значит, вы уйдете наслаждаться себе весной и свободой, а я, бедный одинокий инвалид, останусь тут, брошен и неприкаян? Нет уж, не уходите, побудьте со мною, – дурным голосом пропел он.

– Никита, скажу вам честно: вас бы на вокальный факультет Гнесинки точно не приняли.

– Ваша правда, – покорно изрек он. – Мне в школе по пению ставили сплошные двойки.

– В школе не за голос двойки ставят, а за текст, – уточнила я. – Выучил – не выучил.

– А я и не учил, – с гордостью признался он. – Но мой голос нашему учителю тоже не нравился. И со слухом у меня тоже неважно было.

– Что-то в вас многовато пессимизма.

– Инвалид, что же вы хотите.

Он снова заохал и, кажется, даже побледнел. Я с тревогой склонилась над ним:

– Никита, вам плохо? Может, лекарство дать?

Не успела я ничего сообразить, как он резким движением обхватил меня за плечи и притянул к себе.

– Да, мне плохо, – глаза его лихорадочно блестели. – Мне нужно лекарство. И это лекарство – вы!

– Никита, что вы! Пустите!

Я изо всех сил пыталась вырваться, но он не ослаблял объятий, мои же маневры были ограничены. Я боялась ненароком ударить его по больной ноге.

Лицо его неумолимо приближалось к моему.

– Я хочу тебя поцеловать, – шептали его губы. – И ты тоже этого хочешь. Я же вижу.

Наши губы слились, и я забыла обо всем. И он забыл. Даже о своей больной ноге…

Когда я поглядела на часы, меня подбросило на кровати.

– Ты куда? – всполошился Никита.

– Куда, куда. Что я теперь скажу на работе? У меня после тебя должны были состояться две очень важные встречи. На одну я уже опоздала, да и на вторую не уверена, что успею.

– Плевать, – обнял меня Никита. – В Москве всегда все вечно опаздывают. Пробки.

– Пробки! – воскликнула я. – Но не на три же часа!

– Позвони и скажи: замок сломался.

– Какой еще замок?

– Была у клиента, а у него в дверях замок заклинило, и теперь ты выйти не можешь. Пускай кто-нибудь тебя заменит.

– Мне не поверят!

– Не скажи. Почти у всех моих знакомых хоть раз в жизни замки ломались, даже в элитных дверях. Успокойся, поверят. Уверяю тебя, это актуальная тема. Главное – говори: «Сидим и ждем слесаря». Что есть почти правда, – и он засмеялся.

Я кинулась звонить. Как ни странно, мне действительно сразу поверили, принялись сочувствовать и всем наличным составом «Фиесты» давать советы.

– Вот видишь, – Никита был очень доволен.

– Все же мне надо ехать.

– Э-э, нет. Я столько времени ждал.

Он снова начал меня целовать. Я слабым голосом проговорила:

– Так и быть, еще часик.

И тут раздался звонок домофона.

– Охранник, будь он неладен, – в сердцах бросил Никита. – Кого там еще принесло? Глаша, подойди, пожалуйста, спроси.

Из домофона послышалось:

– К вам снова посыльный из «Каро-сервиса». Пускать?

– Сейчас выясню, – отозвалась я.

Пришлось возвращаться в спальню.

– Никита, там опять этот поющий цветочник. А ну признавайся, ты второго романса ему не заказывал?

– Нет, клянусь. Это его собственная инициатива. Посылай куда подальше. Он мне уже надоел.

– Не пускайте, – сообщила охраннику я. – Мы не заказывали.

Из трубки донеслись возмущенные вопли.

– Вы в получении расписаться забыли, – перевел мне вопли студента охранник. – А их за это в магазине штрафуют. – Судя по сочувственному тону, он проявлял солидарность со студентом.

Мне тоже стало жаль восходящую звезду вокала.

– В таком случае пропустите. Ой, но я ведь совсем голая! – вырвалось у меня.

В трубке хрюкнули. Ну и дура же я! Ляпнула, не отключившись!

– Не волнуйтесь, он подождет, пока вы оденетесь, – охранник то ли решил меня успокоить, то ли издевался.

Певец-посыльный предстал пред мои светлые очи минут через пятнадцать. Вид у него был одновременно оскорбленный и смущенный, а на меня он украдкой поглядывал так, словно я была еще не одета, что, в свою очередь, заставило смущаться меня. Я расписалась в квитанции.