— Зимой? — Требоний забегал по комнате. — Меня заботит Верцингеториг. Ни с того ни с сего арверны утратили дальновидность и сделались по-юношески импульсивными. Я не понимаю, что это значит. Вы ведь помните Верцингеторига? Похоже ли на него ополчаться против своих?

— Еще как похоже, — сказал Секстий.

— Я думаю так же, но и ты прав, Требоний, — вмешался в разговор Фабий. — Зима для войны — неудобный сезон.

— Кому-нибудь что-нибудь доносили?

Трое легатов покачали головами.

— Это само по себе уже странно, если вдуматься, — сказал Требоний. — Обычно зимой от доносов и жалоб начинает звенеть в ушах. О скольких заговорах против Рима мы узнаем в эту пору?

— О десятках, — усмехнулся Фабий.

— А в этом году — тишина. Они что-то замышляют, клянусь. Жаль, что здесь нет Рианнон! И Гиртий нам тоже бы пригодился!

— Я думаю, — сказал Квинт Цицерон, — нам следует снестись с Цезарем. — Он улыбнулся. — Тайно. Возможно, не оборачивая депешу вокруг копья, но определенно не открыто.

— И минуя эдуев, — сказал вдруг Требоний. — Что-то в Литавике мне не понравилось.

— Оскорблять эдуев не стоит, — возразил Секстий.

— А мы не будем их оскорблять, просто ничего им не скажем. Что тут оскорбительного?

— Тогда каким образом мы отправим письмо? — спросил Фабий.

— Кружным путем, — решительно сказал Требоний. — Через земли секванов, через Везонтион, Генаву, Виенну. Жаль, что Домициев перевал уже закрыт. Придется обойти его по побережью.

— Это семьсот миль, — мрачно уточнил Квинт Цицерон.

— Мы снабдим гонцов надежными подорожными, разрешающими им брать любых лошадей. Это сто миль в день. И лишь два посланца, без галлов. Кроме нас четверых и этой пары, никто ни о чем не должен знать. Есть у кого-нибудь молодые ребята, по выносливости сравнимые с Цезарем? — Требоний пытливо оглядел офицеров. — Какие будут соображения?

— А почему не послать центурионов? — спросил Квинт Цицерон.

Остальные переглянулись.

— Квинт, он же нас просто убьет! Центурионы должны быть возле солдат. Ими нельзя рисковать понапрасну. Ты сам знаешь, он скорее предпочтет потерять всех нас, чем одного-единственного младшего офицера!

— О да, конечно! — вздохнул Квинт Цицерон, вспомнив о своей стычке с сигамбрами.

— Оставьте это мне, — решил Фабий. — Составляй депешу, Требоний, а у меня под рукой сыщется пара толковых парней. Будет надежней, если гонцы отправятся не из Агединка. Меньше подозрений. Да и мне пора возвращаться.

— А мы пока попытаемся выяснить, что тут творится, — заключил Секстий. — Насколько сможем. Требоний, напиши Цезарю, что в Никее, на побережье, его будет ждать еще одно наше письмо.

Цезарь находился в Плаценции, так что сообщение он получил через шесть дней. С прибытием к нему Луция Цезаря и Децима Брута бездействие стало его раздражать. Обстановка в Риме, при консуле без коллеги, похоже, стабилизировалась, а потому торчать в Равенне не было смысла. Что случится с Милоном, он и так знал. Его будут судить и осудят. Поэтому его рассердила записка от Марка Антония. Тот сухо сообщал, что остается в Риме до завершения суда над Милоном как один из его обвинителей. Каков наглец!

— Но, Гай, ты же сам сделал запрос на него, — сказал, выгораживая племянника, Луций Цезарь. — А у меня он служить не станет.

— Я бы и пальцем не шевельнул для него, если бы не письмо от Авла Габиния. Тот очень доволен его службой в Сирии. Говорит, что твой Марк — прирожденный боец. Конечно, он отдает слишком много времени пьянству, шлюхам и прочему в этом же роде, а на военном совете может уснуть. Но на поле сражения он якобы лев, причем лев, способный думать. Так что увидим. Я, пожалуй, пошлю его к Лабиену. Это будет забавно! Лев и дворовый пес.

Луций Цезарь поморщился и больше ничего не сказал. Его отец и отец Цезаря были двоюродными братьями и стали первым за очень долгий период времени поколением в этом древнем роду, в котором появились консулы. А все благодаря браку тетки Цезаря, Юлии, и Гая Мария, очень богатого «нового человека» из Арпина, который оказался величайшим полководцем в истории Рима. Этот брак вновь наполнил деньгами сундуки Юлиев Цезарей, а деньги были единственным, в чем нуждалась семья. Будучи на четыре года старше Цезаря, Луций Цезарь, к счастью, не был ревнивым человеком. Гай, из младшей ветви семьи, обещал стать еще более великим полководцем, чем Гай Марий. И Луций Цезарь попросился быть легатом у Цезаря из простого любопытства. Он хотел увидеть своего кузена в действии. Он так гордился Гаем, что чтение сенаторских донесений вдруг показалось делом скучным и второстепенным. Уважаемый консуляр, видный юрист, давний член коллегии авгуров, в возрасте пятидесяти двух лет Луций Цезарь решил вернуться к военной службе под началом своего кузена Гая.