Шрифт:
– Нет! Я не имею с этим ничего общего!
Глаза Чиня расширились. Кун Лундзы занес в помещение и поставил рядом с ним древнекитайский станок для пыток. В расходящихся от деревянного станка в стороны балках были массивные шарниры, замки и два круглых отверстия, в которые просовывали, а затем зажимали кисти рук. Они оказывались как бы в тисках, которые можно было стискивать сколь угодно туго. И вдобавок растягивать руки и разворачивать их в разные стороны.
Затем внесли металлический котел с раскаленными древесными угольями и тоже поставили рядом. В лакированном тазу лежали заостренные бамбуковые ростки.
Чиня охватил неописуемый ужас, его глаза вывалились из орбит.
– Я ненадолго оставлю вас, – сказал доктор Мэй и отдал поклон. – Капитан Кун Лундзы – отец, снедаемый горем. Его дочь сошла на сушу – и больше ее нет. Он попытается узнать от вас, Чинь, куда она могла пропасть. Кун поклоняется старым обычаям и будет расспрашивать вас, как было принято у наших древних предков.
– Мэй! Вы не сделаете этого! – закричал Чинь. – Выслушайте меня…
– Ваши пальцы никогда не погладят нежную, бархатную кожу Лоры – вам предстоящая процедура известна, Чинь. Она еще относительно безобидна по сравнению с другими способами пыток, которых наши предки не чуждались.
– Вы не сделаете этого! – снова закричал Чинь. – Мэй, вы этого не сделаете! Это бесчеловечно!
– Разве господин Чао еще человек?
– Я не самый главный! Мне тоже приказывают!
Чинь даже взвыл. Трое мужчин освободили его от пут, но с такой быстротой и ловкостью всунули кисти рук Чиня в отверстия в балках и подкрутили зажимы, что он не успел даже попытаться оказать сопротивление. Пододвинули поближе котел с угольями, обнажили первый заостренный бамбуковый росток.
– Я назову имена… – заорал он, когда острие бамбука вонзилось ему в чувствительную плоть под ногтем большого пальца. – Мэй, я умоляю вас… сжальтесь… я только выполнял приказы других!
Росток бамбука медленно истлевал в подушечке большого пальца. Тучное тело Чиня сотрясалось, как в припадке эпилепсии, пот стекал по нему ручьями. Доктор Мэй отвел руку Куна, который стоял с зажатым в клещах раскаленным углем, и вытащил росток из-под ногтя. Уронив голову на поперечную балку, Чинь разрыдался. Он выл.
– Выкладывайте, Чинь, – спокойно проговорил Мэй. – Я не изверг, а вы – трус. Такова исходная ситуация. Выкладывайте…
Чинь продолжал лить слезы, впиваясь зубами в балку, а потом с такой силой ударил по ней головой, что сильно рассек лоб и кровь залила все лицо.
– Эта… эта газовая инфекция… создание нового наркотика… это придумали медики. – Он вдруг заговорил монотонно, словно болевой шок подействовал на него как транквилизатор. – Я к этому никакого отношения не имел… мое дело – сами акции и их координация. А кто готовил убийства… я не знаю. Имена меня не интересовали, за это отвечали медицинские эксперты. Мне только докладывали: подготовлено столько-то человек.
Мэй кивнул. Сейчас Чинь говорил правду. Ему вспомнился господин в сером шелковом костюме, который вышел из задней комнаты «Семи радостей» и которого он узнал. Двенадцать лет назад он считался в Коулуне восходящей звездой.
– Назовите имена, Чинь. Кто ведущий медицинский эксперт вашей организации? – Доктор Мэй постучал по его раздувшемуся большому пальцу. Чинь закричал от боли. – Кто отвечает за научную сторону эксперимента?
– Доктор Ван Андзы.
Мэй перевел дыхание. «Одно дело сделано, – подумал он. – А теперь надо добраться до сути. Если не Чинь замахнулся на неограниченную власть, то кто?»
– А другие? – спросил Мэй.
– У каждого свой круг обязанностей. Это называлось «секциями». Весь… весь мир был разделен на «секции»… Считалось, что впоследствии столица мирового правительства будет в Париже.
– Безумцы! – Доктор Мэй был потрясен. – О-о, безумцы…
Чинь плакал. Со слезами проливались и новые имена, он называл около двадцати имен начальников «секций», которые записал Кун Лундзы. Наконец он умолк, опустив окровавленный лоб на балку.
– Вот и все… – едва слышно проговорил он. – Я не солгал. Я был одним из исполнителей. Я лишь передавал вниз то, что мне передавалось сверху.
– А кто стоял за всем этим? Кто этот безумец из черной мглы? – спросил Мэй. – Чинь, если вы соврете, мы сожжем вам все пальцы…
– Я не солгу, – выдавил из себя Чинь. – Пусть меня даже четвертуют, Мэй, но я скажу всю правду…
– Кто?!
Мэй даже представить себе не мог, какие чувства владели Чинем, когда он произнес единственное некитайское имя:
– Джеймс Маклиндли.
Доктор Мэй упал на скамейку, словно у него отнялись ноги.
15
Идея, случайно пришедшая на ум доктору Меркеру, овладела им всерьез и надолго. Отговорить его оказалось не под силу никому. Даже Янг.