Шрифт:
— Сладко, — сказала она, облизывая губы.
— Пол-то грязный, — выговаривал я. — А ты языком возила. Ох, и глупая ты, Нюська… На ещё.
Теперь она сама закрыла глаза и разинула рот. Я сыпнул ей ещё пол-ложки сахару.
— Закрывай-закрывай рот, больше не дам.
Нюська рассосала сахар, проглотила, потом только открыла глаза:
— Как сладко!..
— И лизать не надо было.
— Мишк, а хочешь, я подмету, пол-то грязный, у меня ажно на зубах что-то хрустит.
— Ну подмети.
Я сунул ноги обратно под одеяло. Нюська вытащила из-за печки берёзовый веник, подошла к кровати и начала махать им, еле задевая пол. Сор разлетелся по углам, а пыль поднялась столбом. Девчонка тут же бросила веник и заявила:
— Вот, теперь чисто.
— Где же чисто? Гляди, сколько напылила — дышать нечем.
— А пол чистый.
— Так пыль на воздух перелетела. Она же опять сядет.
— Ну, Мишк, чего тебе ещё помочь? — не унималась Нюська.
— Хватит, ничего больше не нужно помогать.
— Ну, тогда ладно, я пойду. Я ещё дома не мела.
— Иди.
Встряхивая головой с льняными волосёнками и вытирая руки о платьице, Нюська ушла.
У меня першило в горле от пыли, но я был рад, доволен. Я откинулся на подушки, ощущая тёплый прилив радостных, нежных чувств и к Нюське, и к ребятишкам, и к бабушке Акуловой, и к Граммофонихе. Оживи сейчас Кожиха — я бы каждое утро здоровался с ней и ещё бы здоровался в обед, пусть бы видела, что я воспитанный… Неужели от трубочки, подаренной врачом, я стал набирать силу и бодрость? Значит, она волшебная? Не знаю. Но если бы в окно не лился такой чистый солнечный свет и если бы я не был уверен, что вечером ко мне придут ребята, не знаю, помогла бы мне трубочка или нет. Наверное, нет.
В общем, мне было хорошо, только надоело лежать и бездельничать.
Манило на простор, на траву, за деревню, в Клубничный березняк, над которым облака, наверное, показывают сейчас своё удивительное кино; тянуло к ребятам, к неугомонной жизни.
Глава восьмая
Дураком я не стал. От раны сохранилась лишь маленькая ямочка-шрам, которая прощупывалась под волосами. Вот и с папой я выравнялся: у него — шрам и у меня — шрам. Так постепенно выравниваешься, наверно, со всеми людьми.
Мы пригнали стадо в деревню переждать полуденную жару. Ребята убежали на озеро купаться, а мы с Витькой заскочили к ним за книжкой. Витька протащил меня в переднюю комнату.
— Вот, выбирай.
Я оказался лицом к лицу с этажеркой, битком набитой разными книгами. От разноцветных переплётов рябило в глазах. Казалось, кто-то разрезал радугу и по кускам уложил её на эти полки.
— Нет уж, Вить. Ты мне сам дай, а то я до вечера провыбираю.
— Сам? Хорошо… Вот. «Путешествие Гулливера в страну лилипутов». Буквы по сантиметру. Во — книжечка!
Два часа спустя мы уже лежали на склоне Мокрого лога и читали. Толика не было, он поднялся зачем-то в Клубничный березняк. Овцы медленно брели мимо, не обращая на нас внимания. Кому что. Мы теперь скучали без книг.
— Гляньте, бравый солдат идёт, — прервал чтение Петька, приподняв голову.
Мы оглянулись. По склону шёл маленький человечек, помахивая узелком в одной руке. Он часто приостанавливался, наклонялся, что-то ощупывал, а то бежал за кем-то в сторону, а не догнав, бросал вслед узелком, поднимал и шёл дальше. Это была Нюська. Она подошла, уселась перед нами и развязала узелок.
— Шурк, ешь.
— Ты чего меня одного угощаешь?
— А кого же ещё?
— Кого? Всех.
— На всех тут не хватит, — оправдывалась Нюська.
— Надо приносить больше, чтоб на всех хватило.
— Мне не донести — вы помногу едите.
— Да уж, нам только подавай, — согласился Колька, вытащил из-за пазухи огурец, куснул, лёг на спину и стал жевать, глядя в небо.
— Вредно есть лёжа — подавишься, — заметил Витька.
— Не подавлюсь, — ответил Колька. — Я могу даже вверх ногами уплетать. Я могу с огурцом нырнуть в воду, а вынырнуть без огурца.
— Ты его утопишь, — сказал Витька.
— Что я, дурак — огурцы топить. Я его съем, — возразил Колька и вдруг поперхнулся и раскашлялся.
Петька начал колотить его ладонью по спине. Шурка развязал узелок и проговорил:
— Ты чего это яйца подавила?
— Я падала, — объяснила Нюська.
— Ты в кузнечиков швыряла, — уличил брат.
— Раз они прыгучие.
Подошёл задумчивый Толик с охапкой как попало набранных ромашек. Нюська оживлённо привскочила:
— Где ты нарвал ромашек?