Смерть! Меня передернуло словно от разряда дефибриллятора. Я не хочу умирать! Я не так уж стар и еще полон сил, чтобы умереть! Вмиг забылись все прегрешения, совесть умолка как будто в рот ей заткнули плотный кляп. Когда спасаешь собственную шкуру, не думаешь о содеянном. Для тебя существует только настоящее, и ты что есть духу бежишь, жадно упиваясь каждым прожитым мгновением.

Рука судорожно переложила рукоять управления. Куда? Не знаю. Шмыгнуть куда-то в сторону. Бежать, оторваться от преследования, а дальше посмотрим. Скорее всего через границу, в Россию. Где-то в глубине серого вещества все еще жили старые штампы: Россия – матушка, она сбережет и сохранит.

Конвой даже не прореагировал на резкий разворот моего «Грача». Почти целую минуту они продолжали безмолвно идти прежним курсом. Спасибо, ребята, пожалели…

– Преследовать, отрезать от границы! – приказ Хватова отточенным лезвием резанул эфир.

Фигушки, никто никого не пожалел! Мужики опешили от наглости старого пердуна и только.

– Петрович, остановись. Мы не можем дать тебе уйти, – майор скорее просил, чем приказывал. – Что ты творишь?! Переговоры прослушиваются, на радарах мы все как на ладони. Никто не поверит…

Я не дал Хватову договорить:

– Что ты предлагаешь? Спокойно ждать пока вы меня грохнете?

Группа села мне на хвост. Я словно чувствовал на затылке маленькие красные точки от лазерных прицелов. Электроника сейчас вводит данные моего самолета в боеголовки ракет. Все, что останется пилотам – это просто нажать кнопку. Знать такое – мало приятного.

– Семерка, будь что будет, пошли на базу! Пусть там с тобой разбираются.

Родной аэродром. Еще несколько минут назад я сам предлагал лететь туда. Но сейчас… Сейчас появился выбор: либо тюрьма на родине, либо свобода на чужбине. Не трудно догадаться к какому варианту я склонялся. Пусть у меня не будет дома, денег, друзей, будущего, но я буду жив и свободен.

Решение принято, ну а теперь остается маленький пустячок… так, сущая безделица – оторваться от трех боевых самолетов. Мои шансы равнялись бы нулю, начнись эта гонка километров за сто от границы. Но заветная пунктирная линия совсем близко, только поднажми…

– Семерка, отверни или буду стрелять! – в голосе Хватова появился металл. Для себя он принял решение и больше не собирался со мной сюсюкаться.

Ладно, пусть так. Теперь мы враги. Ну, может, не враги, но противники это уж точно. Есть такое выражение: обстоятельства сильнее нас. Вот сейчас как раз тот самый случай. Он не хочет убивать меня. Я не хочу убивать его, но мы все равно будем драться. Так вышло, так велят эти самые проклятущие обстоятельства.

Первое, что я сделал, так это сбросил пустые, бесполезные сейчас пусковые блоки для неуправляемых ракет. Аэродинамика самолета резко улучшилась, он стал более управляемым и вертким. Отлично! Вот теперь самое время спрыгнуть с лазерного поводка. Я взял рукоять на себя и с бешеной перегрузкой взмыл ввысь. Быстрее на вертикаль. Не думаю, что за мной пойдут. Не слетаны они так, чтобы заниматься групповой акробатикой.

Когда небо слева расчертили огненные трассы, я понял, что очень ошибался. Кто-то все же пошел. Наверняка Хватов, он самый опытный и бывалый. Опыт опытом, а стреляет хреново. Такое впечатление, что метит в моего невидимого ведомого, идущего в пол сотне метров слева. Ну ладно, не буду же я дожидаться пока Толик пристреляется. Прямо с вертикали ушел на вираж, а затем сорвался в крутую бочку. А ну, приятель, повтори, если сможешь! Хватов не рискнул. Фигура, на которую он сподобился, походила на очень крутую горку, после которой его самолет зашвырнуло на полтора километра вверх. Вот и хорошо, полетай там, под облаками. А мы уж как-нибудь у самой землицы…

Слева опять ударила трассирующая очередь, а вслед за ней эфир содрогнулся от панического вопля Петрика:

– Стой, Доц! Не стреляй!

После того, как огонь стих, захлебывающийся голос Женьки обратился уже ко мне:

– Семерка, р-р-ради Х-христа отверни!

Никогда не слышал, чтобы Петрик заикался. Да еще это старорежимное «ради Христа». Я опешил. Хотя опешил, это слабо сказано. Я содрогнулся от ужаса. Господи, боже мой, что должен чувствовать человек, когда его заставляют стрелять в наставника, друга, почти отца? Одиночество, растерянность, паника. Он на грани. Он может сорваться. Еще чего доброго кинется меня защищать. Вот это уже совсем ни к чему! Я наделал глупостей, но ни за что не позволю своему воспитаннику их повторить. Что ж, определенно со всем этим пора заканчивать, и как можно скорее.

Граница была уже почти под нами. Хотелось просто кинуться через нее. Не оглядываясь, не задумываясь о том, что было или будет. Можно конечно, но остается шанс, что вслед за мной на чужбину отправится стайка быстрокрылых белоснежных птичек, которым так по душе горячее дыхание моего самолета. Да и Петрик может выкинуть какой-нибудь фортель. Нет, уходить я буду так, чтобы у врагов исчезла всякая возможность целить мне в спину, а у друзей отпала всякая нужда мне помогать. Пусть и те и другие со спертым дыханием произнесут: «Это настоящий дьявол, его просто невозможно сбить!»

Пляску дьявола я начал резко и решительно. Мама моя, что я творил! Связки фигур высшего пилотажа следовали одна за другой. В меня не то, что невозможно было попасть, за мной сложно было проследить. Закончилось представление уже на российской территории. Может мне показалось, но как говорил лучший воздушный ас советского кинематографа капитан Титоренко, он же Маэстро: и небо тут голубее, и земля зеленее… Даже воздух в кислородной маске стал хмельной и сладкий. Этот пьянящий воздух свободы!!!