Он стал юристом по уголовным делам — весьма серьезная фирма, офис в «Century City Towers». [179]

В школе его вьющиеся каштановые волосы прикрывали лопатки, и он носил прозвище Аура. Сейчас в аккуратно подстриженной бородке пробивалась седина, он полысел, обзавелся костюмами и искусственным загаром в стиле «свистать всех наверх!», и прозвище его было — Акула. От «Сиддхартхи» [180] до «Победы через устрашение», [181] от Мелани [182] до Ромео Войда. [183] Если б я захотел всерьез припереть его к стенке, мне надо было всего-то только позвонить в их «акулятник» и попросить к телефону Ауру.

Он скептически посмеивался, слушая мой рассказ о шизоидных перепадах настроения у Денниса. Но когда дело дошло до кассеты, я, сам не знаю почему, выдал ему ту же версию, что и Деннису — что мне так и не удалось ее послушать. Я хотел всего лишь защитить Шарлен.

— Так он угрожал убить тебя? — переспросил Нил.

— Ага, только вряд ли он это серьезно. У него с головой совсем плохо. Жаль. Я хочу сказать, он ведь был настоящим гением.

Он со всей уместной грустью покивал, а потом лукаво глянул на меня и спросил чересчур уж небрежно:

— А она все такая же пикантная штучка?

— Шарлен? Да. И скажу тебе, еще какая! — я выдал ему лучший свой плотоядный взгляд в стиле Джека Николсона, надеясь убедить его, что моей единственной реакцией была простая похоть. — Если хочешь знать, она до смерти хочет. В смысле, не похоже, что от него в этом смысле ей есть какая-то польза.

Я рассчитывал, что он отнесется ко всему этому как к шутке — но нет. Он изучал свою бутылку «L"owenbrau».

— Дам тебе советик, Скотт. На твоем месте я бы пошарил где-нибудь еще.

— Ну даже не знаю, сумею ли я себя обуздать, — заявил я, потирая промежность и даже не пытаясь выглядеть серьезным. — Говорю тебе, когда я к ним зашел, чтобы отдать кассету, она курила. Я и так сделал все, что мог, чтобы убраться оттуда, оставив хрен в штанах.

— Если ты вынешь его для нее, очень может получиться, что это будет последний раз, когда у тебя найдется, что вынуть, — безрадостно заявил он. — Я серьезно, Скотт. Типы вроде Контрелла… в смысле, по твоему рассказу, он жуткий параноик…

— Ну, может, разве что совсем чуточку. Но зато это — славная, ясная паранойя.

— А вот мне в этом деле не все ясно. Что насчет нее? Она тоже наркоманка?

На миг меня охватило бешенство — мне вдруг показалось, что он обдуманно и намеренно загоняет меня в угол.

— Не думаю, — ответил я. — Вроде непохоже.

— Что ты этим хочешь сказать? Не было следов от уколов? Наркоманы в этом отношении бывают очень изобретательны. Колют между пальцами ног…

— Да нет, я вообще не думаю, что она на чем-то сидит. Для этого она слишком хорошо выглядит. И в любом случае, я не лох из леса, чтоб в таких вещах не разбираться, — если это было вроде судебного разбирательства, то я готов был стать ключевым свидетелем ее защиты. — Я хочу недвусмысленно заявить, основывая свое суждение на многолетнем опыте общения со множеством наркодемонов рок-н-ролла, что она не принимает наркотиков какого бы то ни было типа.

— Так почему же тогда она все еще с ним? — Нил засмеялся.

— Он ее муж, — ответ был не очень удачным. — Он поставил решетку на ее окна. Может, она просто не может уйти.

— Что ты хочешь сказать? Что ее останавливает? Она что, в плену?

— Не уверен, — меня этот ответ озадачил, а вот его, похоже, и не встревожил.

— Ты сказал, у нее на шее был шрам?

— Синяк. Впрочем, я даже не уверен, что синяк. Может, это был засос.

— Засос! — он расхохотался. — Засос! Как мило! Они живут вместе двадцать лет, и до сих пор ставят друг другу засосы!

— Ну и циник ты, Нил.

Продолжая смеяться, он направился к полкам, на которых стояли его видеокассеты.

— Какая-то была песня… «Он ударил меня…»

— «…и это было как поцелуй». [184] Группа «Crystals».

— Может, это тот же самый случай. По морде — и в койку. «Я поняла, что он по-настоящему любит меня, когда он вышиб мне зубы». Господи, аж тошно. Но забавно. Я еще помню времена, когда все это считалось очень круто.

— Да и я тоже, — я подумал о кассете. Обиженный голосок Шарлен: «Деннис, прекрати! Ты делаешь мне больно». — «Кто, я?» — и его сухой смешок.

— А ведь времена меняются, — произнес Нил, воткнув кассету в видеомагнитофон. — Меняются, а? — и засмеялся.

Джеймс Браун успел возопить «Please Please Please», но Нил тут же запустил ускоренную перемотку, и мы увидели, как величайший трудяга шоу-бизнеса несколько раз грохался на сцену.

— Это что?

— «История рок-н-ролла», — дойдя до записи выступления «Stingrays», он переключил скорость на нормальную. — Ага, вот.

Это была «Люби меня этой ночью», живой концерт, примерно шестьдесят шестой год — это было ясно по тому, что парни носили спортивно-кургузые костюмчики в стиле «Beatles» и мягкие спортивные ботинки, на сцене непрерывно мигали лампы-вспышки, звуки оглушали; возможно, это был один из случаев, когда они играли на «разогреве» у «Stones». И, хотя инструментовка была резкая, «жестяная» — бледное подобие густого студийного звука Контрелла; но голос Шарлен прорезал шум, как нож-выкидуха входит в жирдяя: «Люби же меня, милый! Люби меня сейчас!»