Собор быстро «прижился», прочно вошел в ансамбль Невского проспекта.

Высокая, стройная колоннада с проездными арками придавала боковой стороне храма вид главного фасада, тогда как по требованию религиозных правил главным фасадом и входом в собор всегда является западный. Но от этих правил Воронихин отступил. Западный фасад, хотя против него и воздвигнута чудесная решетка, как-то притих, скромно посторонился перед северным, взявшим у него все преимущества: и выходом колоннады на ведущую городскую магистраль, и пролетами с барельефами на фризах, и четырьмя бронзовыми статуями, и великолепными флорентийскими вратами.

Андрей Никифорович, планируя здание, в свое время предложил Строганову и комиссии принять к утверждению повторение так называемых «Райских ворот» Флорентийского баптистерия – шедевра скульптуры произведения знаменитого Гиберти. Великий мастер ваяния двадцать два года работал над созданием этих дверей. В 1424 году на конкурсе во Флоренции они были признаны наилучшими. Сам великий Микель-Анджело, любуясь на творение Гиберти, с изумлением сказал: «Эти двери достойны быть вратами рая!..»

Не трудно было Воронихину убедить старого графа, понимавшего и любившего искусство, добиться высочайшего утверждения повторить эти «врата рая» для Казанского собора.

Свободный от многотрудных дел, Воронихин, приняв на себя добровольную роль наблюдателя за главным своим строением, почти ежедневно приходил к Казанскому собору, следил, не происходит ли осадка, нет ли где трещин, прочно ли держится штукатурка, не сползает ли краска с фресок, не угрожает ли падением витиеватая лепка?.. Но все до поры до времени было великолепно, надежно. Волнения и опасения казались напрасными и оставалось только радоваться и надеяться, что когда-либо будет построена южная колоннада и раскроется чудеснейший вид на собор со всех четырех сторон!.. И все-таки приходилось неуверенно думать об этом, созерцать то, что сделано, да слушать, что говорят добрые и всякие люди о своем необычном для православных храме. Кое-кто даже осуждал строителя, что в изображении святых допущены художниками вольности, что иконы смахивают на картины, что статуи у входа с Невского вообще «идолы и кумиры», непристойные для моления, а двери скопированы с какого-то католического храма…

Воронихиным особенно почитались и ценились эти двери. Бывая здесь, он нередко простаивал перед ними любуясь. И было на что любоваться!..

Умельцу-литейщику Василию Екимову удалось повторить их с необычайной точностью до самых крайне незаметных мелочей. И не только Андрей Никифорович любовался на эти двери, каждый раз находя в них что-то новое и привлекательное, приходили к «вратам рая» лепщики, скульпторы, литейщики, и все не просто восторгались чудесной работой древнего флорентийского мастера, а изучали его творение как великое достижение ваяния.

Двери составлены из десяти разных частей – рельефов, каждый рельеф мастерски изображает сцену из Ветхого завета. Тут и сотворение человека, история Ноя. Давид и Голиаф, взятие Иерихона, Соломон и Савская царица и другие сцены. Все десять рельефов включены в раму, в орнамент которой вделаны небольших размеров статуи апостолов и погрудные горельефы знаменитых деятелей искусства и науки тех давних времен.

Кстати, Гиберти не забыл и себя. По достоинству и заслугам он вылепил свой портрет и поместил его на левой створке дверей, вторым снизу.

Погрудные фигуры и статуэтки апостолов в дверной раме также представляют собою образец тончайшего портретного искусства – изваяний в бронзе.

Однажды Воронихин встретил около этих дверей скульптора Демут-Малиновского. Тот стоял с небольшим альбомом в руках и зарисовывал детали библейских сцен.

– Сотый раз, вероятно, смотрю я на эти врата, – проговорил Демут-Малиновский, поздоровавшись с Воронихиным, – и каждый раз одна мысль приходит в голову: никогда и никому лучше этих врат не сделать! Здесь все так свежо и вечно ново, что не устаешь смотреть. И все так прекрасно сделано, так близко к жизни и природе, что кажется все эти растения зашелестят, птицы, звери, животные придут в движение…

Гляньте, Андрей Никифорович, на сцену Соломона и Савской царицы. Как умно размещены десятки человеческих фигур, какие позы! Или возьмите сцену Давида с Голиафом!.. Не нахожу слов для восхищения. Эх, научиться бы, Андрей Никифорович, так работать… Вот мы с тем же литейщиком Екимовым намереваемся сделать барельеф «Бой при Гангуте» к постаменту памятника Петра Первого, что перед Михайловским замком; намереваемся и не ведаем, что из того получится. Главное – надо обладать умением передавать перспективу в бронзе, не уступая кисти живописца. Не легкое это дело!..

– Учитесь, Василий Иванович, вот вам образец, – ответил на это Воронихин. – Ведь Лоренцо Гиберти, создавая эти врата, не имел перед собою подобных образцов. Он начал, он первый доказал возможность передачи перспективы в ваянии.

– Да, его нельзя назвать подражателем, – согласился скульптор, – у Гиберти нет голых фигур, наподобие древним ваятелям. Он и тут самостоятелен. Его учителем была сама жизнь. А что касается учителей или соперников флорентийцев Брунеллески, Донателло и других, так он их перешагнул и оставил позади. Ибо никто до Гиберти, ни после него до нашего времени не умел так создавать группы людей в их сценическом движении и безукоризненном расположении. И трудно сказать, Андрей Никифорович, что у Гиберти главнее – красота или правдоподобие? Даже не надо быть верующим для того, чтобы поверить в правильность изображенного им действа…