Внизу через пустынный больничный двор несли Ташу. Потом гроб повезли через улицу к кладбищу.

Над ними в хмурой зимней мороси угадывался обглоданный вечной стужей и веками Кавказский хребет.

Малыш на руках Рутовой вдруг запоздало заворочался, заголосил требовательно и сердито.

— Смотри, какие мы грозные! — удивилась Рутова. — Ну идем, кормиться будем. Трудно тебе придется на этом свете, человечек.

Защемило в пронзительной жалости сердце. Подумала она устало, печально, что полгода, прожитые рядом с Аврамовым, равны, пожалуй, всей ее прежней жизни.

Но взрослой она стала лишь теперь, вырвавшись из циркового опилочного кольца, пройдя через пронзительное счастье любви и полынную горечь утрат. Она познала цену высокой идеи, завладевшей умами миллионов, причастилась к ней всем своим существом и осознала свое кровное с ней родство, ибо новый мир, как и этот человечек у нее на руках, рождался в извечных муках.

И тем он был дороже каждому, причастному к рождению.