Отдышавшись, она подняла голову. Нашла взглядом уже недалекий плотно-зеленый шар куста у самого родника и задохнулась в тревожном предчувствии: свертка с дочерью на нем не было. Отпустила ствол. Ее опять понесло. Не удержавшись на ногах возле самого родника, она упала. Дикой болью обожгло плечо. Превозмогая себя, она доползла до куста, встала на колени, разворошила ветви. Дочь исчезла. У самых ног затекали грязью крупные, волчьего размаха следы шакалов. Мадина поползла по следам, уминая вязкую, темную жижу коленями. Следы обтекали куст и пропадали в траве.

Она нашла сверток с дочерью, когда солнце поднялось над лесом. Разорванный, выпачканный бурой грязью, он белел между валунами. Лицо трупика было объедено до кости. Она закричала. Это был пронзительный, воющий крик, вспоровший утреннюю тишину, в котором не осталось ничего человеческого. Крик долетел до Абу. Он приподнял голову, задрожал всем телом, пытаясь сдвинуться с места, потом упал на камни и больше не двигался.

Президент пребывал в затруднительном положении. Офицерская закваска буйно бродила в нем. С тех пор, как два года назад в Анкаре он стал председателем великого национального собрания Турции (ВНСТ), зеленый офицерский костюм был заменен на цивильное платье. Но когда требовалось собраться и принять важное решение, президент с наслаждением втискивался в опробованный панцирь офицерской формы.

Он сидел в беседке, закинув ногу за ногу, и покачивал сапогом. Лаковый глянец хорошо надраенной кожи вызывал умиротворение. Стены мраморной беседки составлял дикий виноград вперемежку с лианами. Это сочетание давало отличную, непроницаемую завесу, будоражило нюх вкрадчивым, бодрящим запахом.

В течение одного года он умудрился заключить три договора о дружбе и братстве: с РСФСР, республиками Закавказья и Украиной. Успел растратить на войну с Грецией десять миллионов российских золотых рублей. И вот сейчас, когда еще не остыло на ладонях тепло рукопожатий со славянами, изволь прятаться в беседке и слушать прожекты об интервенции в Россию.

Стороны прибыли пока не все. Сидели втроем за круглым инкрустированным столом под развесистым инжиром неподалеку от беседки: Реуф-бей, князь Челокаев и Омар Митцинский. Ожидали прибытия полковника французского генштаба из оккупационных войск господина Фурнье — последней договаривающейся стороны.

Князь Челокаев угрюмо молчал, презрительно щурился на великолепие вокруг: зелень, фонтан, мрамор. Чистоплюи. Писучие болтуны. Извергатели прожектов. Кровавое дело — вот единственно стоящее занятие на сегодня.

На тропинке, среди подстриженных газонов, показался полковник. Он приблизился к столу и склонил набриолиненную голову. Его душистая, бескостная рука вяло сплющилась в трех рукопожатиях. После этого Фурнье сел и заговорил по-французски: язык Ришелье и Наполеона должны знать все. Полковник предостерегал от язвы большевизма, разъедающей кавказский хребет. Он вонзал длинный, с острым ногтем палец в стол, забивая осиновый кол в могилу Советов.

Президент изнемогал от французского красноречия. Фурнье говорил об ответственности Франции и Турции за судьбы Европы. Президент вздрогнул и прикрыл глаза. Нет, он не ослышался: Франция и Турция... а давно ли за все отвечала лишь Франция? «Милейшая вы дрянь, полковник, — помыслил Ататюрк, — вы пронюхали, что о судьбах Европы вчера говорил здесь полковник Вильсон. Он тоже употребил это коротенькое, но сладчайшее «и»: Англия и Турция. Вам всем уже никуда не деться от этого коротенького «и», ибо турецкие войска уже разгромили греков, очищена Анатолия и скоро победный грохот ботинок турецких янычар до основания потрясет все ваши штабы, эти смердящие язвы на теле Стамбула. Это пока Франция и Турция, полковник. Скоро будет «Турция и Франция». И мы еще доживем, когда будет одна Турция без всяких приставок».

— ...Наши предложения выгодны обеим сторонам, — между тем журчал полковник, — французские войска, оружие, пропущенные через Турцию на Кавказ, пробьют на границе брешь и, раскаленные борьбой, воспламенят повстанцев Грузии, Чечни и Дагестана. Вам надлежит затем ввести в прорыв свои отряды, грузинскую и чеченскую колонии. Оговорим одну формальность: согласие вашего ВНСТ на пропуск наших войск. Большевики отброшены за Дон. Цивилизация Европы во франко-турецкой упаковке протиснется в прорыв и оплодотворит Кавказ экономически и духовно. Что же касается концессий и льгот на разработку недр... мсье! На территории Кавказа хватит места, чтобы, не толкаясь, обогатились две Турции и десять Франций!

— А почему не десять Турции и две Франции, мсье? — любезно осведомился Реуф-бей.

«О, умница», — растроганно подумал президент и дрогнул сапогом.

Фурнье обворожительно улыбнулся:

— Время покажет, милейший Реуф-бей, кого и чем судьба одарит на Кавказе. Существенней другое: готова ли Грузия к приему гостей? Князь, доставьте нам удовольствие прогнозом. Вы только что оттуда? Как настроение у повстанцев? Как паритетный комитет?

— Стервятники, — внятно сказал Челокаев.