Шрифт:
— Ты это в голову не бери, — категорически сказал Быков, — мне виднее со стороны. Ждет она тебя. Ясно?
— Ясно, — вздохнул Аврамов.
— И вот моя настоятельная просьба: ты это дело форсируй.
— Митцинского форсируй, Соню тоже форсируй. Надорвусь, с кем работать станете? — резонно возразил Аврамов.
Быков потягивал чай с блюдца, жмурился, хитровато посматривал на старшего опера: разлюбезный у них плелся разговор, давно так в охотку не говорилось. Наконец отставил чашку, вытер пот со лба, поманил Аврамова пальцем:
— Ну-ка, глянь сюда. — Достал из кармана план Хистир-Юрта, расстелил на столе.
Аврамов нагнулся к самодельной карте:
— Хистир-Юрт?
— Он. Завтра гостить там будем. Всем отрядом явимся. Смычка.
— А спугнем? — взволновался Аврамов.
— А мы в качестве футбольной команды. Мы горнякам как спортсмены приданы. Твои орлы мячом играть не разучились?
— Ну, если мячом... — успокоился Аврамов.
— Значит, вот какая ситуация. Подходим всей колонной деликатно, тихо. Вот здесь площадь. Дом Митцинского сразу за поворотом, до него минута ходьбы. Тут громыхнет оркестр, начнется смычка, а я через минуту буду уже у дома. Если ему есть что скрывать, он меня не пустит. Тогда все ясно, именем Советской власти потребуем открыть. В случае перестрелки — дом на отшибе, позади ограды овраг, в общем, сделаем обычную работу по изъятию господ икс и игрек. На всякий случай, для подстраховки, в смычку человек пять в цивильном вольются. Думаю, что выцедим мы из дома шейха крупную рыбку. Ты не пробовал рассуждать: куда Федякин подевался? Парнишку похоронил и растворился. Все ведь прочесали под гребенку.
— У шейха? — спросил Аврамов. — А что, вполне... Так. А Хамзат?
— Вот-вот.
— Ну, если Федякин с Хамзатом у него...
— Исходя из донесений Шестого, там кое-кто и покрупнее может затаиться. Например, грузинские паритетчики. Да и закордонных эмиссаров этот дом привлечь может.
— А если тишь да благодать? — осадил Аврамов.
— А отчего член ревкома Быков не может прийти в гости к члену ревкома Митцинскому? Я — в группе смычки, вы — футболисты, лихие хавбеки. Раздавим мы с Османом Алиевичем в таком благодатном случае по рюмашке настойки. Как думаешь: у шейха в подвале настойка сыщется?
— Должна, — успокоил Аврамов.
Домой Быков не пошел, а, позвонив часов в одиннадцать жене, улегся у Аврамова на бурке, брошенной на пол. Сладко потянулся, сказал:
— Я, Григорий Васильевич, между прочим, храповитый мужичок, глотка моя крепка, и резонанс от меня изрядный. Ты, если невтерпеж станет, руку протяни и козу мне сделай в бок — двумя пальцами. Супруга на вооружение взяла — а-а-атлично помогает!
Аврамов присмотрелся к Быкову, сказал:
— Во-первых, можем мы повязать у Митцинского и паритетчиков и Федякина, а результат от этого иметь будем с гулькин нос.
— Это еще почему?
— А он скажет: мне для меджлиса нужно было видимость создавать, двойную игру ведь тяну. А во-вторых, на бурке я лягу, а вы — на кровати.
— Ну тебя к лешему, Аврамов, — засопел Быков, — с тобой разве заснешь? А спать я все-таки буду там, где глянулось. И гнать меня с бурки права не имеешь. Она дымом, костром пахнет и козлом к тому же, самые разлюбезные запахи для кабинетной крысы вроде меня.
Потом они еще долго говорили. Заснуть им так и не удалось: за окном пронзительно, победно загорланили петухи, возвещая о приходе нового дня.
ЧАСТЬ II
1
Быков зябко передернул плечами, выпутываясь из паутинной липкости одолевавших забот. Ехали щупать Митцинского. Вдобавок куда-то пропал, бесследно исчез Шамиль, готовый уже к внедрению. Было отчего задуматься.
Белесый туман холодным пластырем лип к спине. В такт шагам жеребца поскрипывало седло. Разномастным табором тянулась, горланила впереди колонна. Глухо громыхали подводы, изредка выплескивалось над дорогой конское ржание. Туман, раздерганной ватой облепивший придорожные кусты, стал медленно таять, розоветь: где-то за холмами всходило солнце. Мерно покачивалась конская шея перед Быковым, вороной начес гривы усыпали бисеринки влаги. Неразличимая в тумане, всполошенно затрещала сорока, отзываясь на невиданное доселе вторжение в холмистое предгорье.
Обоз из восьми подвод и всадников медленно втекал в него. За туманом угадывалась уже окраина аула: приглушенный собачий перебрех, запахи кизяка и утренних дымов сочились навстречу всадникам из белесо-розовой свежести.
Собрал поутру и повел колонну инженер Петр Каюмов, рыжий самостоятельный молодой человек с синющими глазами. Дело свое он знал отменно. Несмотря на некоторую восторженную суетливость, погрузку на подводы организовал толково, и обоз, щедро груженный железными дарами, ровно в семь тронулся из города.
Погромыхивали в телегах груды серпов, мотыг, кос, наконечников для плугов и множество прочей, драгоценной для крестьянина всячины, изготовленной горожанами в неурочное, послерабочее время.
Быков присоединился к обозу со своей братией уже на окраине города. Каюмов, предупрежденный об этом Вадуевым, с любопытством поднял на Быкова васильковое соцветие глаз, крепко пожал ему руку, сказал, нажимая на «р»:
— Очень р-рад, товарищ Быков. Мы в курсе дела. Считаю вашу физкультурную задачу политически и морально верной и просто позарез необходимой для смычки с селом.