Шрифт:
Встав, она бросила остатки сандвича одной из чаек и стала смотреть, как остальные кружатся и кричат вокруг счастливицы.
– Надо бы двигаться назад, не хочу, чтобы папа простудился.
Возле дома они обменялись рукопожатиями.
– Вы не обижаетесь, что я вас внутрь не приглашаю?
Элдер покачал головой.
– Вы увидитесь с мамой, когда вернетесь?
– Думаю, да.
– Передайте ей, что мне очень жаль, что все так получилось.
– Хорошо.
– И еще скажите, что ей тогда надо было рассказать мне всю правду.
Элдер подумал, что это вряд ли стоит передавать.
– Если что-то изменится, – спросил он, – как вам кажется, вы могли бы вернуться в Англию?
– Нет. Не думаю.
– О'кей. – Элдер повернулся и, сунув руки в карманы, пошел обратно по той же дороге, по которой сюда пришел. Если повезет, ему не придется слишком долго ждать поезда. Он пытался представить себе нынешнюю жизнь Сьюзен Блэклок, которая, кажется, так еще и не поняла толком, зачем сюда приехала и почему осталась. Представил, как она терпеливо расстегивает одежду на отце и снимает ее, освобождая руки и ноги, начинает обтирать его дряблую кожу…
Как оказалось, ближайший поезд отменили, а следующий опаздывал. Усевшись снова возле привокзального кафе, он открыл книгу рассказов, решив, что потом даст ее почитать Кэтрин, когда вернется. Но рассказы, как он вскоре понял, были слишком грустные и тоскливые, слишком много было в них неосуществленных планов и неудавшихся жизней. Лучше будет купить для нее в аэропорту что-нибудь другое. Он встал, чтобы идти на поезд, оставив книгу рядом с пустой чашкой.
53
На седьмой день Рождества, по-прежнему пребывая в заключении, Шейн Доналд вырезал из своей руки кусок кожи с мясом, воспользовавшись для этого ржавым бритвенным лезвием. После визита в больницу и двух сеансов с тюремным психиатром его перевели в другое крыло тюрьмы, где действовал более строгий режим и за заключенными следили гораздо тщательнее. За нервными заключенными, склонными к суициду, такими, как он.
Во дворе для прогулок, где они имели возможность ходить кругами под присмотром надзирателей, прежде чем их разводили по камерам и запирали на ночь, один из заключенных, проходя мимо Доналда, сунул ему в руку клочок бумаги.
Записка была написана быстрым мелким почерком.
«Веселого Рождества, мой милый! Будь уверен, я передам Алану, когда увижу его в следующий раз, привет от тебя, хотя так и не понял, какого хрена он в тебе нашел».
Записка едва не выскользнула из пальцев Доналда. Он еще раз прочел ее, потом еще.
Ему без особого труда удалось высмотреть Адама Кича в медленном мельтешении других заключенных – тот одиноко стоял у дальней стены двора, издевательски улыбаясь.
Доналда всего передернуло. Скомкав записку, он сунул ее в рот, разжевал и выплюнул.
– У тебя все в порядке, сынок? – осведомился один из надзирателей.
Доналд кивнул и двинулся дальше.
Когда он снова оглянулся, Кич опять улыбнулся и послал ему воздушный поцелуй.
Зима сменилась весной. На этот раз Кэтрин приехала на поезде, больше спорить на этот счет не стала, и Элдер, встретив ее на вокзале в Пензансе, повез к себе через весь полуостров, выбирая самые узкие дороги. На следующий день она почувствовала себя вполне в силах отправиться на прогулку по прибрежной тропинке до самого Сент-Айвса, а потом обратно через поля. Если и дальше все пойдет по плану, вскоре она сможет потихоньку начинать тренироваться, когда вернется в Ноттингем.
Вечером Элдер предложил поужинать в пабе, где они ели в прошлый раз, но Кэтрин заявила, что хочет сама все приготовить. С этой целью она накупила в Сент-Айвсе разных продуктов. Элдер, обрадовавшись, откупорил бутылку вина, пока кухня наполнялась могучими ароматами жареного лука и чеснока, томящихся на сковородке под звуки музыки, несущиеся из радио в соседней комнате. Он накрыл на стол, они уселись и принялись за спагетти со шпинатом и сыром, за свежий хлеб и салат из латука с полевой горчицей и маленькими помидорами.
Кэтрин внимательно следила, как отец накручивает спагетти на вилку и кладет в рот.
– Ну?
– Что – ну?
– Ты прекрасно знаешь, о чем я.
– Отлично. – Он засмеялся. – Правда очень вкусно.
– Правда?
– Абсолютная.
Они договорились не вспоминать о том, что произошло, и, по правде сказать, Элдер испытал от этого большое облегчение. Я все это могу обсудить со своим психотерапевтом, ей ведь именно за это и платят. После Рождества эти сеансы сократились до одного раза в неделю.