Пам покачала головой:

– Нет, спасибо, и так отлично. А про общежитие он что-нибудь говорил, о том, как устроился?

Айрин подумала.

– Он сказал, что парень, с которым они в одной комнате живут, ничего, о'кей. Хоть и черный. Вот, наверное, и все.

– Никаких намеков на то, что он думает сбежать?

– Нет. Нет. Ничего такого.

– А у вас нет никаких мыслей насчет того, куда он мог двинуть?

– Нет, милая, боюсь, что нету.

– Может, домой? В Сандерленд?

– Туда он даже в самом крайнем случае не поедет. Даже в самом крайнем, мне кажется.

– А друзья?..

Айрин достала сигарету и закурила.

– Если б вы его знали как следует, вы б такой вопрос и задавать-то не стали. Он не из тех, кто легко заводит друзей, он не такой, наш Шейн. Было б лучше, если бы они у него были. Конечно, не такие, как тот проклятый ублюдок. Тот, что у них был заводилой.

Пам кивнула и отпила еще глоток чаю, слабо заваренного, с чрезмерным количеством молока.

– Если он как-то с вами свяжется… – начала было она.

– Не свяжется.

– Но если все же позвонит, пожалуйста, скажите ему, чтоб тут же позвонил мне. Я попробую ему помочь. Может, будет еще не слишком поздно все уладить. В ином случае, боюсь, у него будут серьезные неприятности.

Наклонившись вперед, она положила свою визитную карточку на ручку кресла Айрин.

Тут девочка без каких-либо видимых причин вдруг начала хныкать, а потом и заплакала.

– Я ему помогу, – сказала Пам, поднимаясь. – Это моя работа.

– Тара, заткнись, ради Бога! – сказала Айрин. – Только мне этого не хватало, весь день слушать твои сопли-вопли!

Она проводила Пам к выходу – коротенький путь через садик до отсутствующей калитки.

– У него гнусная жизнь была, сами знаете. У Шейна. Все были против него. Рос сам по себе. Последыш. К нему и относились как к обузе, сами знаете, как это бывает… Я бы не удивилась, если б он уже тогда покончил с собой.

Пам кивнула и попрощалась. Когда она разворачивала машину в конце улицы и проезжала мимо их дома, Айрин все еще стояла у входа. Пам помахала ей рукой, но та не ответила.

– Я уж думал, она никогда не уйдет, мать ее! – сказал Шейн Доналд, когда Айрин вернулась в дом. – Думал, что вы весь день тут будете сидеть и трепаться. Сука проклятая, всюду нос сует!

Доналд дождался, когда Невилл с остальными детьми уедет, и постучал. Айрин открыла дверь, удивленно ахнула и втащила его внутрь. Одежда на нем была вся грязная от спанья на земле, лицо и руки – тоже; она приготовила ему ванну, потом завтрак – яичницу с беконом и бобы.

Наголо обритый, в жутко взвинченном состоянии, Доналд вздрагивал от каждого звука. Тридцать лет человеку, а он, если не смотреть ему в глаза, выглядит семнадцатилетним. Младший братик. Сколько лет прошло с тех пор, когда она прижимала его к себе, рыдающего, сломленного? Тихо, Шейн. Ш-ш-ш, мой маленький, все будет хорошо. Она и сейчас протянула к нему руку, но едва успела коснуться пальцами, как он тут же отстранился.

– Насчет того парня в общаге, – сказала она. – Ну, который тебе угрожал. А разве нельзя было кому-нибудь сказать об этом? Ну, понимаешь, кому-нибудь из начальства…

– Шутишь, что ли? Сама представь, что бы со мной стало, если б я кому-то что-то сказал. Целым бы не оставили, точно. Кроме того, это не его задумка, за ним кто-то другой стоит…

– Ну а если бы, знаешь, ты ему заплатил, дал ему денег…

– Каких денег?!

– Ну, как он сказал… Ты б пришел ко мне…

– И что?

– Я бы дала тебе сколько есть.

Доналд засмеялся:

– Выигранные в лото? Десятку? Полсотни? И на какое время, по-твоему, этого хватило бы, чтоб он держал рот на замке? Когда его брату предложили пять траханых штук?

– Ты ведь не знаешь, правда это или нет. Может, он это придумал, чтоб тебя на пушку взять.

Доналд злобно оттолкнул тарелку и кружку.

– Я видел газету, понятно? Там было про ее отца и его угрозы.

Айрин подняла на него глаза и протянула руку за пустой посудой.

– Ладно, сейчас я все это уберу.

Ей очень хотелось уйти от его взгляда, она не желала, чтобы он увидел слезы у нее на глазах и понял, что она плачет вовсе не о нем, а о той, которую никогда в жизни не видела.

Он пошел за ней на второй этаж и сидел рядом, пока она копалась в старых шмотках мужа, отбирая то, что еще хоть как-то может сгодиться и о чем тот едва ли когда-нибудь вспомнит.

– Куда ты поедешь?

– Не знаю. Может, в Уэльс.

– Туда-то зачем, Господи помилуй?

– В тюряге один парень говорил, что там можно прожить на сущие гроши. Просто иногда нанимаясь на разные там работы…

– Напишешь нам?

– Чего?

– Напишешь, где ты устроишься? Открытку пришлешь или чего еще…