— Твои внешние данные мне очень нравятся.

Либби закашлялась.

— Спасибо!

— И твое лицо, — добавил он, улыбаясь. — И то, как ты говоришь, когда смущаешься.

Она вздохнула.

— Почему ты не слушаешь музыку?

— Музыка перестала играть.

— Мы можем заказать еще.

— Кому?

— Музыкальному автомату. — Развеселившись, Либби встала и протянула Кэлу руку. — Пошли, сам выберешь песню!

Кэл подошел к разноцветному аппарату и принялся читать названия песен.

— Вот эту, — решил он. — И эту. И вот эту. Как он работает?

— Для начала тебе понадобится мелочь.

— Ну да, но какая мелочь?

— Я имею в виду монеты. По двадцать пять центов, четвертаки. — Улыбнувшись, она порылась в кошельке. — Разве в двадцать третьем веке нет монет?

— Нет. — Кэл повертел в руках металлический кругляш. — Я что-то такое читал…

— Ну а мы ими пользуемся вовсю, иногда тратим слишком безудержно. — Взяв у него четвертак, Либби проворно опустила его в щель. — Ну и вкусы у тебя, Хорнблауэр! Полная мешанина. — Полились звуки музыки, медленные, романтичные.

— Что это?

— «Роза». Это баллада… довольно обычная, даже по сегодняшним меркам.

— Хочешь потанцевать?

— Да. Я нечасто танцую, но… — Голос у нее сел, потому что он притянул ее к себе. — Кэл…

— Ш-ш-ш! — Он прижался щекой к ее волосам. — Дай послушать. Я хочу разобрать слова.

Они танцевали, точнее, покачивались, стоя на месте, а из динамиков лилась музыка. За соседним столиком сидела семья: мамаша и двое детей, которые ссорились. Мать облокотилась о столешницу и с удовольствием и завистью наблюдала за ними. На кухне за прозрачной перегородкой мужчина с пышными усами быстро и ловко месил тесто для пиццы.

— Грустная песня.

— Нет. — Либби казалось, что она может вот так вечно двигаться с Кэлом в унисон. — Она о том, что любовь побеждает все.

У нее прервался голос. Она закрыла глаза, но тут песня закончилась и началась следующая — зал сотряс первобытный вой и громкая барабанная дробь.

— А эта о чем?

— О молодости. — Либби отпрянула от Кэла, заметив, как посетители ресторана, улыбаясь, смотрят на них. — Давай лучше сядем.

— Я хочу еще танцевать с тобой.

— Как-нибудь в другой раз. В пиццериях обычно не танцуют.

— Ладно! — Кэл послушно зашагал к столику следом за ней. Им уже принесли напитки. Как чуть раньше Либби в звездолете, Кэл испытал громадное удовольствие, почувствовав знакомый вкус американского пива. — Совсем как дома.

— Извини за то, что я сначала не поверила тебе.

— Сначала я и сам себе не поверил! — Повинуясь естественному порыву, он склонился к ней и схватил за руку. — Расскажи, как здесь у вас проходят свидания…

— Свидания? — Оттого что он принялся поглаживать внутреннюю поверхность ее ладони большим пальцем, пульс у нее участился. — Ходят в кино, в рестораны.

— Я снова хочу поцеловать тебя.

Либби посмотрела ему в глаза.

— Если честно, сейчас не самое…

— Разве ты не хочешь, чтобы я тебя поцеловал?

— Если она не хочет, — вмешалась официантка, которая принесла им пиццу, — то я освобождаюсь в пять!

Ухмыльнувшись, Кэл положил себе треугольник пиццы на бумажную тарелку.

— Она очень милая, — сказал он Либби, — но ты нравишься мне больше.

— Потрясающе! — Она откусила кусок. — Ты всегда такой несносный?

— В основном да. Но ты мне действительно нравишься, очень нравишься! — Кэл помолчал. — Теперь тебе положено ответить, что я тоже тебе нравлюсь.

Либби откусила еще кусок и долго, старательно его жевала.

— Я думаю, нравишься ты мне или нет, — сказала она и, взяв салфетку, не спеша вытерла губы. — Ты нравишься мне больше всех моих знакомых из двадцать третьего века!

— Хорошо. Тогда, может, пойдем в кино?

— Пожалуй.

— И у нас будет как будто свидание. — Кэл снова взял ее за руку.

— Нет. — Либби осторожно высвободила руку. — Скорее научный эксперимент. В образовательных целях.

Кэл широко улыбнулся — и у Либби екнуло сердце.

— А потом я провожу тебя до дома… и все-таки поцелую на прощание!

Когда они вернулись в хижину, уже стемнело. Измученная Либби распахнула дверь и бросила сумочку на пол.