Санька внимает ему вполслуха. Он и без того знает, где сторожка. Его тревожит записка. Не было бы худа от нее.

Санькина настороженность не ускользает от человека с ружьем.

— Лесник мой хороший знакомый, — говорит он и, потрепав Саньку за волосы, уходит. Вслед за ним, пожав Саньке руку, уходит и его спутник.

Вдали постреливает что-то вроде грома. Но молнии не видно. Значит, постреливает не гром. А что же? Саньке нипочем не догадаться. Он никогда еще не видел автомобиля. Ах, если бы Санька знал, что человека с ружьем и его спутника ждет на опушке чудная коляска — автомобиль!..

Но откуда это было знать Саньке? Он даже слова такого — автомобиль — не слышал.

Уставясь на записку, Санька долго думает, на что решиться. Хочется есть. Припомнился утренний ломоть хлеба с солью. «Лесник мой хороший знакомый». Ладно, Санька пойдет к леснику.

И вот он в сторожке. Лесник — борода в очках, отстранив руку с запиской, издали вчитывается в неразборчивый почерк. Некоторые слова он произносит вслух:

— Уважаемый товарищ... как есть, моя фамилия... Подателя сего (взгляд на Саньку, сидящего на лавке у окна). Убедительно... Определить... Детский дом... Сирота... Учиться...

Санька вскакивает как ужаленный. Детский дом... Вот она, беда! До двери рукой подать. И если изловчиться, лесник не успеет даже...

Но лесник и не смотрит на Саньку. Он как уставился на записку, так и не сводит с нее зачарованного взгляда. Не сводит глаз с записки и твердит, будто наизусть учит, какое-то одно и то же слово. Санька прислушивается.

— Ленин, — доносится до его слуха. — Ленин. — Лесник вскакивает и набрасывается на Саньку: — Где ты видел Ленина?

Глаза у Саньки сами собой лезут на лоб. Он видел Ленина? Никогда в жизни!

— А это? — горячо дышит лесник. — Записка эта?

— Один человек дал, — отвечает Санька. — С ружьем.

Лесник крякает:

— Ленин... Ленин дал.

Саньке становится жарко. Ноги слабеют. Он садится на лавку и как зачарованный смотрит на записку, которую лесник все еще держит в вытянутой руке...

...Утром вместе с лесником они идут в детский дом.

— Не сбежишь? — спрашивает лесник.

— Не, — отвечает Санька. — Раз Ленин велел, не сбегу.

Ищут девочку...

Не иголку в сене, не песчинку на морском берегу — девочку! Черноглазую... Круглолицую... В пестром, как осень, платьице...

Ничего другого, к сожалению, разглядеть не удалось. Потому что с момента появления Черноглазки на пограничной заставе до команды: «Наряд, в ружье!» прошло не более четверти минуты. Сосчитай до пятнадцати, и ты увидишь, как это мало.

Девочка, запыхавшись, прибежала на заставу и крикнула:

— Нарушитель!

А это все равно, что крикнуть: «Пожар!» «Нарушитель» звучит даже страшней. Потому что он опаснее огня. Нарушитель, если он диверсант, сам где-нибудь «красного петуха» пустить может.

Поэтому начальник заставы капитан Трофимов сейчас же скомандовал: «Наряд, в ружье!» — и послал за нарушителем двух солдат, одного сержанта и служебную собаку Найду. Вместе с ними отправилась и девочка Черноглазка.

На пятерых приходилось три автомата и шесть пар ног. Вот и все оружие. Но если кто ноги за оружие не считает, тот глубоко ошибается. На границе быстрые ноги — грозное оружие.

— Скорей, — торопила солдат Черноглазка, — скорей! — И мчалась вперед, показывая дорогу зеленым фуражкам.

Оставим на время пограничников, девочку и собаку. Когда они добегут до цели, мы будем уже там.

А сейчас о том, что произошло с Черноглазкой и ее братом, который является главным героем этой истории.

Было утро. Тихое, как озорник, получивший взбучку. И никто не решался нарушить эту пограничную тишину. Деревца хотели было соскользнуть с горы зелеными лыжницами, да так и застряли на месте. Голубая речушка попробовала было вскарабкаться на крутой бережок, да так и замерла без движения.

И вдруг тишина лопнула, как надутый шар.

ТОП, ТОП...

Топ, топ...

Одни шаги твердые, смелые, сразу слышно — рабочие. Другие — мягкие, легкие, не иначе, как детские.

А это чьи — робкие, крадущиеся? Остановились, замерли, ждут...

Было утро. Черноглазка и ее брат шли по своим делам. Куда? Ну он, наверно, на работу, а она в школу. Ведь школа та же работа.

Нетрудно догадаться, кому какие шаги принадлежали. Твердые, смелые — брату. Мягкие, легкие — сестре. А кому принадлежали третьи? Совершенно неизвестному в здешних местах человеку. Во всяком случае, ни брат, ни сестра никогда его не встречали. Поэтому, встретив, очень удивились. Человек стоял у обочины дороги и нерешительно переминался с ноги на ногу.