Дверь оказалась заперта. Волков несколько раз толкнул ее, обернулся и удивленно поднял брови. Из скрытой за портьерами двери вышло сразу трое воинов, именно воинов, а не просто вооруженных мордоворотов. Волков был профессионал и умел определять профессионалов с первого взгляда. А в том, что перед ним были именно профессионалы, сомневаться не приходилось. Это были не здоровенные ходячие груды мышц, которых обычно любят нанимать к себе в охрану купцы — те своим внушительным видом способны внушить уважение случайным прохожим, но в настоящем бою они зачастую стоят немногого. Нет, эти не отличались огромным ростом — так, чуть выше среднего, — и непомерной шириной плеч. Но то, как они двигались, держались, а главное, как держали в руках свои клинки, говорило о многом. Да и само оружие не блистало украшениями, зато было отменно сбалансировано и отточено, уж это Волков мог определить сразу. В конце концов, чего еще ждать от профессионалов, пусть не столь хорошо подготовленных, как сам адмирал, но все же…

Гуссейн еще только открывал рот, чтобы что-то сказать, а ситуация уже разрядилась сама собой. Пистолет-пулемет Клин оружие, вообще-то, не армейское, а МВДшное. Зато он имеет одну приятную особенность — даже с глушителем его легко спрятать под дорожным плащем и в нужный момент использовать в качестве последнего аргумента. Именно так и поступил Волков, одной короткой, скупой очередью отправив к праотцам всех троих.

Реакции Гуссейна мог бы позавидовать любой, равно как и скорости, с которой тот на четвереньках добрался до потайной двери. Автоматная очередь в щепки раздробила стол и перечеркнула пол за его спиной, но Гуссейн уже успел перекатиться через порог и захлопнуть за собой дверь — прочную, надежную, сбитую из прочных досок, привезенных из далеких северных стран. Кованый засов глухо лязгнул, надежно отрезая Гуссейна от преследователи, и он облегченно перевел дух, но в следующий момент дверь вздрогнула и в образовавшуюся чуть выше засова дыру влетел кулак. Голый кулак, пробивший доски, как бумагу!

Гуссейн шарахнулся назад — и вовремя. Дверь вылетела от страшного удара вместе с косяком и Гуссейн замер, парализованный ужасом — адмирал стоял в дверном проеме и глядел ему прямо в глаза и взгляд его, все такой же безжизненный, не сулил купцу ничего хорошего. Адмирал шагнул в комнату.

— А-ва-ва-ва-ва, — только и смог произнести Гуссейн, оседая на задницу. В штанах стало вдруг противно мокро, но он этого не заметил. Отталкиваясь руками и ногами, он попытался отползти назад, в глубь комнаты, но почти сразу уперся в стенку — эта комнатушка была невелика. Волков шагнул к нему и Гуссейн застонал. Взгляд адмирала притягивал глаза Гуссейна, гипнотизировал его. Из глаз Волкова смотрела смерть.

Адмирал наконец подошел, неторопливо нагнулся. Гуссейн в ужасе попытался вжаться в стену, но тяжелая, широкая рука схватила его за горло и подняла в воздух. Адмирал без малейшего усилия держал Гуссейна на вытянутой руке и разглядывал его — без злобы, спокойно и даже чуть цинично. Так разглядывают насекомое, решая — раздавить его сразу или перешагнуть согласно буддийской заповеди. Гуссейн вдруг увидел (лезут же в такой момент в голову всякие дурацкие мысли), как он огромен, этот адмирал. Он и раньше знал, что Волков высок, очень высок, но только теперь понял, что он огромен, огромен до неприличия.

Между тем адмиралу надоело держать Гуссейна и он швырнул его на стул. Большой, добротно сколоченный стул жалобно пискнул, а вместе с ним радостно запела душа Гуссейна — как только его ноги коснулись наконец пола, он понял: убивать его не будут, во всяком случае не прямо сейчас.

— Я не собираюсь убивать тебя, — Волков усмехнулся. — Я мог бы пристрелить тебя еще там, но я предпочту тебя пока что попользовать. Сочтем происшедшее неудачной шуткой и забудем. А ты теперь зато знаешь, что такое страх. Запомни, щенок: если еще раз попробуешь что-нибудь сделать — пеняй на себя, я шуток не люблю и не понимаю. А сейчас бегом — выполнять приказ. К восьми утра Смит должен быть на пристани. И штаны смени — воняет.

Волков демонстративно сморщил нос и вышел из комнаты. Секунду спустя до Гуссейна донесся глухой удар и вопли и он понял — наружная дверь слетела с петель, да еще и придавила кого-то. А Гуссейн, когда к нему вернулась наконец возможность соображать, подумал, что сотрудничать с адмиралом и получать от него информацию, которая позволяет вдвое увеличить годовой доход выгоднее, чем получить от него же пулю в лоб… А посему, будучи человеком рациональным, он быстро сменил одежду и помчался выполнять приказание. Со всех ног…

Шестидесятипушечный линейный корабль «Капудание» взлетел на воздух поздно вечером, когда солнце уже село и ночь вступила в свои права. Торпеда ударила точно в середину корпуса и заряд, предназначенный для того, чтобы топить крейсера и авианосцы, разнес корабль буквально в клочья. Вспышка была настолько яркой, что на миг в городе стало светло, как днем…

А утром «Громобой» всплыл в трех милях от берега во всей своей красе — орудийные башни выдвинуты, ракетные установки развернуты в сторону берега. Тяжелая, сокрушительная мощь подводного дредноута впервые демонстрировалась миру во всей полноте, и миру стоило бы содрогнуться — во всяком случае, это было бы грамотно и соответствовало бы ситуации.

Контр-адмирал Волков стоял на многометровой высоте, куда вознесла его рубка корабля, облокотившись на фальшборт, и спокойно курил. Он любил это время — раннее утро, полный штиль, солнце только поняло свой край над горизонтом и окрасило зеркальную гладь моря в немыслимые тона. При виде такой картины Волков всегда жалел, что он не художник — запечатлеть эту картину для потомков он мечтал всю жизнь, хотя и понимал, что скорее всего не будет у него ни жизни, ни потомков. Что ж, зато у него была мечта…