Все вокруг спало в черной мертвой тишине, ее тревожили лишь всплески и чмоканье рыб да комариный звон. Хотелось есть, хотелось спать, хотелось домой, где уже давно беспокоились. Но еще чуть-чуть, и будем сматывать удочки.

Вдруг в днище лодки уперлось что-то мягкое, но сильное и тяжелое, она резко закачалась, накренилась. Мы недоуменно застыли, а когда рядом взбурлило шумно и мощно — обмерли. Отойдя немного от страха, мы дружно чуть слышно изрекли: «Что это?» И как в ответ на этот еле живой вопрос у борта лодки появилась громадная, как у крокодила, голова сома, смачно чавкнула широченной пастью и исчезла в черной тяжелой воде. Поплескались волны о лодку, чуть качая ее, и снова тишина обволокла нас. Только попуганная кровь хлюпалась в наших трясущихся телах…

Дома нам не верили, смеялись. Но через день отец, придя с покоса, признался: да, действительно объявился громадный сом. Он обещал взять меня на покос и… показать его. От расспросов ушел коротким «сам увидишь».

…В том месте, где наводнение залило травяную ложбину, лежала павшая лошадь. Река подтопила ее, она еще не всплыла, но вокруг воды уже было по колено. Отец подвел меня к трупу, показал на белое мясо его выеденного бока и коротко сказал: «Работа вашего сома». А походив около, добавил: «Ночью мы его изловим». И опять не стал пояснять, как это — изловим, да еще такого верзилу.

А поймали того сома просто. С вечера растянули по разливу полукругом вдвое сложенный для прочности бредень таким образом, чтобы не мешать «крокодилу» приплыть к мясу, а самим быть готовыми прижать его к берегу приготовленной сетью.

Еще не потухла вечерняя заря, как мы из засады увидели расплывающиеся по мелководью волны, потом закачалась притопленная трава, заходила, как в громадном котле, вода, и вот уже рядом с лошадью оголились широкая спина и верх головы невиданного нами водяного гиганта. Мы для надежности подождали, когда сом начал рвать мясо и чавкать, затем тихо начали выбирать привязанную к дальнему концу бредня веревку, отрезая ему путь к отступлению, прижимая к берегу. Сом понял, что попал в ловушку, слишком поздно: сеть облепила его вплотную и лишила возможности проявить силу и норов. Да и бился он по своей старости не столь яростно, как его молодые потомки.

Везли сома в деревню следующим днем на телеге, за которой бежала, визжа в восторге, уйма пацанов. Я не скажу точно, как длинен был он и сколь тяжел, но хорошо помню, что на телеге покоились лишь серо-коричневая с темными разводами голова и спина с грязно-серым брюхом. Хвост свисал, его широченный конец пылил по дороге.

Потом отец говорил, что был тот сом Солдатова, как зовут его ихтиологи, трех с половиной метров. На рыбозаводе просветили.

Первого своего сома я добыл в семь лет. Примерно полутораметрового, полуторапудового… Отцовский табор в сенокосную пору стоял на устье залива, из которого на спаде воды сплывала в Тунгуску всякая рыбья мелкота. И тут ее караулили сомы. Одного из них, нажравшегося да истомно затяжелевшего, большущего и толстопузого, выбросило волной от проходившего близко к берегу парохода на песок, прямо к моим ногам. А рядом стояли вилы. И отец был близко…

А вот те, что прошли через мои собственные взрослые руки позже: метр восемьдесят — 39 кило; метр шестьдесят три — ровно 2 пуда; метр тридцать — 15 килограммов. Метровых — полупудовых и чуть побольше — не считал: много их лавливал, и даже на обыкновенную удочку до-капроновых времен. И не бахвалюсь своим мастерством: мои сверстники, друзья по рыбачьим тунгусским робинзонадам, потом уже — с началом войны — ставшие не по возрасту упорными и старательными рыбодобытчиками, ловили сомов-гигантов еще похлеще.

Теперь я думаю, что были то старые особи сома Солдатова, обитающего в СССР только в Амуре, потому что другой тоже здешний вид — амурский сом — редко когда перерастает метровую мерку. Солдатовский же во всем очень близок к обыкновенному, или европейскому, виду, растущему очень быстро, доживающему (или доживавшему), как свидетельствует Л. П. Сабанеев, до 4—5-метровых размеров при 3—4-центнеровой массе.

Наш разговор — о рыбах Амура, и потому мы сразу же уясним различия упомянутых двух видов местных сомов. Рядовых представителей в 60–80 сантиметров проще всего отличить по числу пар усиков — у сома Солдатова их три, у амурского — две; по количеству лучей в спинном плавнике — первый имеет шесть, второй — 4–5; по цвету спины и боков — у амурского они зеленовато-серые, почти черные, а его собрат заметно светлее, серо-коричневого цвета с темными расплывчатыми разводами.

И еще можно упомянуть признак: у сома Солдатова колючий луч грудного плавника слабый, снаружи он гладок, у амурского же много крепче и изрядно зазубрен.

Солдатовский вид в период активного образа жизни — с мая по октябрь — придерживается главным образом русел рек, основательно обживает глубокие, закоряженные или с завалами камней, с недалекими отмелями, правда, ямы. Амурскому же подавай мелководные заливы, протоки, озера с прибрежными зарослями трав. Любит сом и просторные разливы по зеленотравью, где гуляют косяки, табуны и стада всякой рыбы, включая тучи мелюзги, до которой все сомы страсть как охочи, ибо являют собою типичных хищников. Правда, и этот сом выбирает, чтобы неподалеку от мелей были глубокие места.

Внешний вид сома всяк воспринимает по-своему: мне он, например, нравится, и в этом мнении я далеко не одинок; другим же эта рыба осознанно или беспричинно неприятна. Но объективно: массивное, неуклюжее, клиновидно-длинное, обильно покрытое слизью тело без какой-либо чешуи; большая уплощенная, тупо закругленная усатая голова с широченной пастью и выдающейся вперед нижней челюстью; смехотворно маленький спинной плавничок и очень длинный — почти в две трети тела — анальный, сливающийся с небольшим округлым хвостовым. Крошечные глазки-дробинки с поперечно овальным зрачком, трубочки четырех носовых отверстии… При взгляде сверху — как головастик, а сбоку он грозен, симпатичен, даже красив, хотя и головаст, и пузат, и соплив.