— Великолепный инструмент, майор. — Он всматривался в толстую латунную табличку. — «23-го сентября 1803». Мы называли этот день 2-е вандемьера, год десятый. — Шарп чувствовал, что Дюко сожалеет об отмене революционного календаря.

Шарп оттолкнулся от стены.

— Возьмите ее, Дюко. Ваша армия уже украла все остальное в Испании.

— Взять это?! Конечно, нет. Вы думаете, что я — вор? — Он снова посмотрел на латунную табличку. — Награда за один из ваших подвигов, без сомнения. — Он открыл подзорную трубу, вытянув внутренние полированные латунные трубки. — Нет, майор Шарп. Я не собираюсь брать это. Я просто собираюсь отплатить за оскорбление, которое вы мне нанесли.

Оскалившись в приступе внезапного безумия, Дюко схватил подзорную трубу и стал бить о каменный пол — размахивался и бил, размахивался и бил, снова и снова. Сокровище, заключенное в этих великолепно точных стеклах, было уничтожено маленьким человечком, который продолжал бить трубой по полу, сгибая трубки и рассеивая осколки линз по полу. Он бросил подзорную трубу и стал пинать так, что латунные трубки разлетались в разные стороны, и он распинывал их злобно, пока уже не осталось что пинать, и тогда он выпрямился и стоял, задыхаясь. Он поправил свой мундир и посмотрел на стрелка с улыбкой, достойной его жалкого триумфа.

— Вы заплатили мне свой личный долг, мистер. Шарп. Глаз за глаз, как говорится.

Шарп наблюдал, как уничтожают его подзорную трубу, его бесценную подзорную трубу, подарок Веллингтона, чувствуя, как растут в нем гнев и отчаяние. Он ничего не мог поделать. Сержант Лавинь наблюдал за ним, и штыки были направлены ему в грудь. Он подавил гнев и кивнул на палаш.

— Добавьте это к тому, Дюко.

— Нет, мистер Шарп. — Дюко снова сидел за своим столом. — Когда они спросят меня, как вы умерли, я скажу, что я предложил вам дать честное слово, вы согласились, а потом напали на меня с мечом, который я вежливо возвратил вам. Моя жизнь была спасена сержантом Лавинем. — Француз улыбнулся. — Но я действительно ненавижу насилие, мистер Шарп. Вы поверите мне, если я скажу, что я не желаю вам смерти?

— Нет.

Дюко пожал плечами.

— Но это правда. Вы можете жить. Вы можете выйти отсюда с вашим мечом. Мы не будем обменивать вас, конечно, вы проведете остальную часть войны во Франции. Мы даже сможем попытаться сделать вас более цивилизованным. — Дюко улыбнулся своей шутке и посмотрел вниз на бумаги. — Просто скажите мне, мистер Шарп, или даже майор Шарп, если так вам больше нравится, Элен обращалась к британцам за помощью?

Шарп обругал его.

Дюко вздохнул и кивнул. Лавинь повернулся, все такой же бесстрастный и неудержимый, и на сей раз он бил Шарпа по лицу, разбив ему губы и оставив на лбу кровавый след от кольца, которое он носил. Шарп упал, снова преднамеренно, и тяжелый сапог бил его в спину. Он кричал, также преднамеренно, шаря руками по полу, и внезапно обрел надежду.

Искривленная, помятая трубка от его подзорной трубы лежала у стены. Он закричал снова в ответ на удар сапога, схватил трубку и спрятал ее в кулаке. Его схватили за ворот, подняли, развернули и толкнули обратно к стене.

Это была самая маленькая трубка. Он чувствовал порванную оправу — на ней делают насечку, которая держит маленькую линзу окуляра. Труба составляла в длину шесть дюймов, и один конец ее был расколот и зазубрен — там, где Дюко топтал ее.

Дюко ждал, пока дыхание Шарпа восстановится, глядя в его разбитое, окровавленное лицо.

— Вам будет полезно знать, майор, что я сейчас задам вам несколько вопросов, на которые у меня уже есть ответы. Вы, разумеется, можете причинить себе боль понапрасну. В конечном счете, вы поймете тщетность такого поведения. Вас обвиняли в убийстве мужа Элен, верно?

— Вы знаете, что да.

Дюко улыбнулся.

— Это я устроил, мистер. Шарп. Вы знали это? — Дюко был доволен, когда голова Шарпа дернулась, доволен внезапным удивлением, вспыхнувшим в подбитых глазах. Дюко нравилось, когда его жертвы знали, кто был ответственен за их несчастье. — Почему Веллингтон инсценировал вашу смерть?

— Я не знаю. — Губы Шарпа распухли. Он глотал кровь. Он притворялся, что тяжело дышит. Он прикидывал расстояние, планируя не первую смерть, но вторую.

Дюко наслаждался зрелищем растоптанного и сломленного противника. Ему доставляло удовольствие не избиение, но то, что Шарп осознал, что он был превзойден хитростью.

— Вас послали, чтобы спасти Элен?

Голос Шарпа был хриплым, слова, произнесенные окровавленными губами, звучали нечленораздельно.

— Я хотел знать, почему она лгала в своем письме.

Ответ насторожил Дюко, который нахмурился.

— Спасение было вашей собственной идеей?

— Моя идея. — Шарп выплюнул кровь изо рта на пол.

— Как вы узнали, где она?

— Все знали. Половина чертовой Испании.

Дюко признал, что это правда. Предполагалось, что ее судьба будет держаться в тайне, но никакую тайну нельзя сохранить в Испании. Даже Вериньи, этот пошлый дурак, в конечном счете, обнаружил, где прячут его возлюбленную. Но это не беспокоило Дюко. Все, что беспокоило Дюко, — это безопасность Договора.