Он пытался вывернуться в сторону, и внезапно солдаты Южного Эссекса начали перепрыгивать через него, отгоняя французов, и он поднялся и побежал, крича солдатам, чтобы не упускали из виду крыши. Но никто не слышал его. Солдаты обезумели от жажды битвы и страха, желая убить прежде, чем они сами будут убиты, и это безумие вело их к баррикаде и теперь вело в тесные узкие улочки Гамарра Майор.

Открылась дверь, и француз ткнул в него штыком, и Шарп уколол, повернул лезвие и почувствовал теплую кровь на руке, когда клинок проткнул шею противника. Он потянул палаш, освобождая от падающего тела.

— Убейте ублюдков!

Переулок был забит солдатами, которые толкались, орали, проклинали, резали друг друга и стонали. Раненых затаптывали. Передние шеренги вцепились в противника. Близкие стены домом, казалось, удваивали каждый крик и каждый выстрел.

Из дальнего конца переулка раздался залп мушкетов, и французы бросились в контратаку.

— Огонь!

Те немногие, кто успел зарядить, выстрелили. Двое французов упали, остальные надвигались, и Шарп выставил свой палаш и размахивал им как косой, отбивая штыки. Он выкрикивал свой военный клич, чтобы своей яростью запугать противника; он чувствовал, что штык задел его бедро, но палаш врезался в лицо врага; раздался крик, и британские штыки двинулись вперед, они кололи, рубили, они резали контратакующих в клочья.

Шарп шагал по телам, но не замечал этого. Он следил за крышами и за окнами и все время кричал на своих солдат, чтобы следовали за ним, продолжали продвигаться вперед.

Со штыками наперевес, крича как безумные, продвигались вперед британцы, зная, что лучший способ избавиться от страха — это делать свою проклятую работу. Они вцеплялись в противника, затаптывали его, кричали и били, резали, кололи, отгоняя прочь.

— В дома! В дома!

Не было никакого смысла рваться в центр деревни, чтобы там быть окруженным противником. Этот первый переулок должен быть очищен, здания освобождены от французов, и Шарп пнул дверь и нырнул внутрь.

Он был в пустой комнате. Солдаты теснились позади него с окровавленными штыками. Напротив них была закрытая дверь.

Шарп оглянулся.

— Кто зарядил?

Трое солдат кивнули в ответ. Их глаза ярко светились в темноте, на лицах в пятнах пороховых ожогов, застыли неподвижные угрюмые ухмылки виде. Шарп не мог позволять своим людям отдышаться или почувствовать себя в безопасности здесь. Он должен был заставить их двигаться дальше.

— Огонь в эту дверь. По моему приказу!

Они выстроились в линию, выровняли мушкеты.

— Огонь! Вперед! Вперед! Вперед!

Он все еще кричал, когда пинком открыл дверь и ворвался внутрь сквозь пороховой дым. Ему пришлось подавить дрожь, прежде чем открыть дверь — настолько сильна была его уверенность, что с той стороны его ждет залп.

Он обнаружил французского солдата, который валялся, дергаясь и истекая кровью, в маленьком дворике, усыпанном соломой. Другие французы отступили к дальней стороне двора, чтобы оборонять переулок, с другой стороны которого должны были наступать другие солдаты Южного Эссекса. Шарп с торжествующим криком кинулся вперед, размахивая палашом, по обе стороны от него бежали солдаты со штыками наперевес, и французы запросили пощады, бросили мушкеты, и Шарп закричал на своих солдат, чтобы не стреляли и брали пленных.

Соломенная крыша загорелась на доме через дорогу. Мимо него бежали солдаты, отгоняя французов, и Шарп присоединился к ним — его контролю над батальоном пришел конец. Они выгоняли обороняющихся из домов, стреляя сквозь закрытые двери из мушкетов, пинком открывая двери и обыскивая маленькие комнаты. Они делали это жестоко и быстро, мстя за мертвого американца, который так хотел победить.

Труба пропела, и Шарп, оглянувшись, увидел сквозь дым на деревенской улице флаг другого батальона. Остальная часть дивизии вошла в деревню, и он приказал своим людям отойти, освободить переулки. Дать возможность другим солдатам продолжать их дело.

Он поднял клочок соломы в фермерском дворе и очистил от крови лезвие палаша. Два военнопленных наблюдали за ним. По всей деревне вокруг слышались выстрелы мушкетов и крики. Французский гарнизон, изгнанный из домов, бежал через мост. Сержант подошел к Шарпу:

— Это вы, сэр?

Шарп попытался вспомнить имя человека и номер роты.

— Сержант Барретт, не так ли?

— Да, сэр. — Сержант улыбнулся, довольный, что его вспомнили. Солдаты его роты глазели на Шарп.

— Это я, — усмехнулся Шарп.

— Эти сволочи повесили вас, сэр.

— В этой армии ничего толком не могут сделать, сержант.

Солдаты засмеялись, слыша его слова. Барретт предложил ему воды, которую Шарп принял с благодарностью. Горящие пучки соломы, летевшие с крыши, угрожали пожарами. Шарп приказал найти грабли и заставить военнопленных сбрасывать горящую солому. Потом он пошел осматривать деревню, которую он захватил.

Маршалу Журдену оставалось только бояться и ждать. В донесении из Гамарра Майор говорилось, что британцы взяли деревню, но пока не могли пересечь реку. Он послал вестового с приказом удерживать мост любой ценой. Он чувствовал отчаяние из-за того, что его перехитрили, что он неправильно просчитал, как поведет себя синеглазый генерал с ястребиным носом, который выступал против него.