8. Советы страдальцам, несмотря на все благие намерения, могут подчас причинить больше вреда, чем пользы. Поведение друзей Иова — классический пример того, как гордыня и уверенность в собственной правоте могут заглушить чувство сострадания. Друзья Иова твердят благочестивые формулы и обсуждают богословские вопросы, настаивая на собственном ложном представлении о природе страдания (и это представление широко распространено до сих пор). Иов отвечает: «О, если бы вы только молчали! это было бы вменено вам в мудрость» (13:5). Оказалось, что самое благое, самое мудрое, что друзья сделали для Иова, они сделали в самом начале, когда разодрали одежды свои и молча сидели с ним рядом.

9. Бог смещает точку зрения с причины страданий Иова на его ответ. Поразительно, но Бог так и не высказывает Своей теории страдания и не сообщает Иову о споре, который описан в главах 1–2. Главной проблемой, главным сюжетом книги становится вера Иова. Сможет ли он сохранить доверие к Богу, даже если все пойдет прахом? Мы инстинктивно задаем вопросы «Почему? За что?» Но Бога гораздо больше интересует «Зачем? С каким итогом?» Раз уж страдание возникло, то, как бы это ни было ужасно, нужно понять, какое благо из него можно извлечь.

10. Согласно Божьему замыслу, страдание может быть искуплено или может послужить высшему благу. В случае с Иовом временные мучения этого человека помогли Богу одержать важную космическую победу. Оглядываясь назад, мы даже увидим, какое «преимущество» Иов получил, сохранив веру в Бога. Но это мы способны постичь, только оглядываясь назад. Незаслуженные страдания праведника стали «предвосхищением» Иисуса Христа, прожившего совершенную жизнь, но так же принявшего страдание и смерть во имя великой победы.

После краха коммунизма в 1989 году маленькие государства Восточной Европы и Центральной Азии внезапно вышли из–под огромной тени Советского Союза. Больше никто не распоряжался ими, никто не навязывал им свою политику. Отныне они могли сами решать, какой герб рисовать на флаге, как организовывать армию, как вести международные переговоры и улаживать пограничные конфликты, — словом, отныне они должны были сами править собой. Успех или провал каждого из этих народов зависел от того, какой вождь становился во главе страны.

Народ Чехословакии избрал Вацлава Гавела, драматурга, проведшего несколько лет в тюрьме в качестве политического заключенного. Хотя у Гавела не было опыта в политике, да и особого интереса к ней, он принял на себя огромную ответственность за создание новой, свободной страны. Чтобы не утратить связь с народом, он каждую неделю появлялся на телевидении и отвечал на вопросы в прямом эфире, объяснял, как будет работать новое правительство, представлял бюджет, обсуждал новые, не всегда последовательные законы, говорил о морали и ответственности. То проповедник, то народный вожак, то историк, то преподаватель, этот интеллигент и автор пьес вопреки всякой вероятности стал звездой телеэкрана. Его шоу пользовались наибольшей популярностью в стране. Благодаря личному обаянию и искусству красноречия Гавел провел чешский народ через болезненный разрыв со Словакией и подготовил своих сограждан к существованию в качестве самостоятельной нации. Он говорил, что чувствовал себя в роли отца, который пытается научить кучку невоспитанных детей «вести себя как взрослые».

Это очень напоминает ту ситуацию, с которой Моисей столкнулся к концу своей жизни. Он не собирался быть вождем народа, до сорока лет он пас овец. Но внезапно Господь призвал его и поручил ему вызволить евреев из–под власти могущественнейшей империи. Моисей справился с этим и продолжал управлять только что вкусившими свободу рабами четыре десятилетия, то поощряя их, то браня. Он руководил ими сорок лет в их незрелости и постепенном возрастании во время скитаний в пустыне. И вот к концу жизни Моисея его племя стоит у пределов Земли обетованной, собираясь превратиться в нацию.

У Моисея остался последний шанс, последняя возможность сохранить историческую память, избавиться от боли и обид, внушить людям надежду и стойкость, которые будут им совершенно необходимы, когда его не станет. Для своего народа Моисей был не только руководителем нового типа, как Вацлав Гавел. Он был отцом нации, как Симон Боливар, Нельсон Мандела, Махатма Ганди и Джордж Вашингтон.

«Если бы мы уподобили авторов Библии композиторам, то автора Второзакония можно было бы сравнить с Бахом, с его безусловной и всеобъемлющей верой», — сказал Джек Майлс.

Второзаконие завершает «Пятикнижие Моисеево». Это великий итог, первый запечатленный Библией развернутый монолог, это запись последней речи Моисея к сынам Израиля. Сорокалетний пастух–заика, боявшийся власти и помнивший о грозившей ему каре за совершенное в гневе убийство, он стал одним из гигантов мировой истории, одним из тех, чьи дела навеки меняют облик нашей планеты. Второзаконие — рассказ самого Моисея об этом потрясающем преобразовании.

Старик поплотнее натягивает плащ; он дрожит, хотя пустыня пышет жарой. Спутники помогают ему подняться на высокий обломок скалы. Перед ним вплоть до линии горизонта теснятся ряды сынов Израиля. Старик пережидает, пока смолкнут приветственные клики толпы. Взгляд его блуждает от одного лица к другому. Такие молодые, такие невинные. Никто из них ничего не помнит о славе Египта, этой легендарной страны пирамид, дворцов, колесниц. Эти дети пустыни знают лишь ее испытания: скорпионов и гадюк, слепящую жару и ночной холод, песчаную бурю, бесконечные поиски воды.