Песнь, помещенная в главе 32 Второзакония, передает ощущение Самого Бога: боль родителя, оскорбленного до такой степени, что он готов отречься от своего ребенка. Так в момент рождения нации, в час ликования, когда им предстояло перейти реку Иордан, Израиль получил национальный гимн, самый странный гимн, который когда–либо был у народа. В этой песне нет почти ни слова о надежде, в ней звучит обреченность.

В начале этого гимна говорилось о тех благословенных временах, когда Бог нашел Свой народ посреди пустыни и сделал его драгоценным, как зеницу Своего ока. Но дальше песнь повествовала о будущем страшном предательстве, когда народ позабудет Бога, давшего ему жизнь. Люди пели о проклятиях, которые поразят их, об изнурительном голоде, смертоносной чуме и стрелах, скользких от крови. Эта горестная музыка звучала в их сердцах, когда они входили в Землю обетованную.

— Я поднялся на вершину горы, — сказал Мартин Лютер Кинг в своей последней речи, очевидно, намекая на пример Моисея, — Бог позволил мне подняться на эту гору, и я посмотрел вниз и увидел Землю обетованную. Быть может, мне не дано будет войти туда вместе с вами. Но я хочу, чтобы сегодня вы поверили: наш народ войдет в Землю обетованную. Вот почему я так счастлив сегодня… Глаза мои видели грядущую славу Божью.

После этого Кинг вернулся в гостиницу, где его настигла пуля убийцы.

В тот день, когда Моисей сочинил для поучения Израиля эту печальную песнь о будущем, он поднялся на гору Нево и, прищурившись от солнца, поглядел во все стороны — далеко, насколько хватал глаз. Он поднялся на гору, он увидел Землю обетованную. И там, на границе этой земли, Моисей умер.

Второзаконие завершается хвалой Моисею: «И не было более у Израиля пророка такого, как Моисей, которого Господь знал лицем к лицу, по всем знамениям и чудесам, которые послал его Господь сделать в земле Египетской над фараоном и над всеми рабами его и над всей землею его, и по руке сильной и по великим чудесам, которые Моисей совершил пред глазами всего Израиля» (34:10–12).

Моисей был проповедником, историком, воином, пророком, судьей, политическим вождем, священником. Спустя несколько тысячелетий другой еврейский писатель, Элия Визель, так воздавал хвалу Моисею («Вестники Бога»):

«Моисей — самый выдающийся и самый одинокий герой библейской истории. Его великая задача и необычайные события его жизни вызывают у нас изумление, почтение и преклонение. Моисей — это человек, в одиночку изменивший ход истории, его рождение — это поворотный пункт. После него все существенно изменилось.

И неудивительно, что Моисей занимает особое место в еврейской традиции. Его страстное стремление к социальной справедливости, его борьба за национальное освобождение, его триумфы и разочарования, его поэтический гений, его дар полководца и талант организатора, сложные отношения с народом и с Богом, его требования и обещания, проклятия и благословения, взрывы гнева и молчание, его усилия примирить закон и милосердие, власть и достоинство человека непревзойденны. Ни один человек нигде никогда не делал столько для своего народа и в столь разных областях жизни. Его влияние безгранично, отзвук его ощутим во все времена. Закон носит его имя, Талмуд — лишь комментарий к его книгам, Каббала — лишь попытка постичь его молчание».

После Моисея все изменилось. Один человек представлял целый народ, и на то были свои причины. Усыновленный представителем царского дома, наказанный за необдуманный поступок, приговоренный к сорокалетнему изгнанию, прощеный, лично избранный для исполнения непосильной миссии, постоянно общавшийся с Богом — Моисей в своей личной истории воспроизводил историю Израиля.

Современный читатель, вдохновленный событиями Исхода, почти не обращает внимания на четыре столетия горя, которые предшествовали освобождению, и на те неудачи, которые постигли израильтян в Синайской пустыне, а потом и в Земле обетованной. Именно по этой причине Второзаконие включено в Библию, и именно по этой причине чересчур оптимистичным американцам не мешало бы почаще перечитывать эту книгу.

Многие пытались брать на себя часть миссии Моисея, но никому не удавалось в точности повторить его весть. Всякого рода благодетели народа — от марксистов до освободителей американских рабов и создателей фаланстеров в Латинской Америке — прибегали к языку Исхода, но им недоставало беспощадного реализма этого пророка. Они тут же переходили к утопическим описаниям Земли обетованной, к посулам, которые никогда не были и никогда не будут осуществлены на этой земле.

Нередко из этих утопий вырастают тирании куда более страшные, чем та политическая система, от которой они призывали избавиться. Африканские колонии сбрасывали иго империализма и сталкивались с грозными проблемами племенных войн. Маленькие страны освободились от влияния Советского Союза и развалились на части в результате гражданского раздора. Ветхий Завет должен послужить предостережением: нельзя читать Исход без Второзакония. Будь мы повнимательней, это избавило бы от многих разочарований всех нас, включая политиков и проповедников.

Христианские священники также прибегают к языку Моисея, чтобы описать торжество христианской жизни по ту сторону Иордана.

В этих проповедях Египет превращается в темную страну плотских соблазнов, а пустыня — в тяжкое испытание, которое необходимо пройти, чтобы в итоге попасть в залитую солнцем страну обетованную. Но последние семь глав Второзакония должны были бы навеки рассеять этот сладостный обман: жизнь с Богом оказывается отнюдь не простой и не безмятежной. Она не была спокойной и безопасной для тогдашних израильтян, не будет она такой и для нас сегодня. Путнику предстоит идти и идти вперед, и за каждым поворотом его вновь подстерегает враг.