Шрифт:
– Цирк есть цирк… извините за выражение, – сказал Антон Петрович и нагнулся за пепельницей.
– Но не каждый в цирке шею сворачивает! – Леночка оглянулась на все еще закрытую дверь в кухню.
– Правильно, не каждый. Некоторые просто улыбаются.
– Ты, значит, вот как со мной… – Леночка ушла с ковра. – А я тогда тебе скажу… – Тут она остановилась – поинтересоваться: – И часто он не приходит, когда его зовут?
– Когда так зовут – никогда не приходит. Но так его тут не зовут.
– Ничего! – рассмеялась Леночка. – Скоро…
И – повалилась вдруг на Антона Петровича.
– Леночка! Боже мой… Леночка!
Леночка выглядела мертвой.
– Лев… да что ж это такое-то… Лев, воды неси!
Лев уже стоял рядом – как всегда тут и был. Со стаканом воды.
– Брызгай…
Тот брызгать не стал – вылил воду прямо на Леночку. Будто в цветочный горшок вылил. Леночка вздрогнула и очнулась.
Антон Петрович помог дочери перейти на диван.
– У меня все мокрое, – сказала она, – и лицо, и одежда…
– …и душа, и мысли, – серьезно и грустно продолжил Лев.
На сказанное внимания не обратили.
Леночка аккуратно размазывала по безразличной физиономии – словно добиваясь получения однородной массы – тушь, пудру, губную помаду… Печальный клоун. Петя Миронов. Смотреть – душу выворачивало.
– Леночка, ты… прости меня! – засуетился Антон Петрович. – Ты скажи, что сказать хотела, скажи… – я виноват перед тобой? Прости, прости…
Он перевел взгляд на Льва: Льва как будто трясло. Лев в упор смотрел на Леночку. Не отрываясь. У Леночки начался озноб.
– Озноб. – Лев произнес это совсем тихо. – Сильный озноб.
– Уйди! – крикнула вдруг Леночка и закрыла лицо руками. – Уйди, Лев, глаза у тебя… красные!
Лев подчинился. Без единого слова.
– Мне лучше, пап… Я не знаю, что это было. Голова закружилась… я упала. Упала?
– Упала – на полуслове просто… – Плед, который Антон Петрович все пытался подоткнуть со всех сторон, соскользнул на пол.
– Я не помню ничего. Совсем ничего не помню, – сказала Леночка и закрыла глаза. – Я полежу тут… одна, можно? Пледом накрой меня только опять – и в кухню сходи.
Лев сидел за кухонным столом и разглядывал клеенку.
– Ужас, – сказал дед Антонио.
– Ужас, – согласился Лев. – Я не думал, что так будет.
– А ты думал, как будет? – оторопел дед Антонио.
– Я думал, мягче.
– Так… Лев. Ты тоже какой-то странный сейчас – что с вами обоими такое!
Ответа он не ожидал. Но ответ последовал:
– С нами борьба. То есть, у нас борьба.
В прихожей зазвонил телефон: раз, другой, третий… Лев не шевелился. Дед Антонио покачал головой и бросился на звонок.
– Антон Петрович, извините… – Голос Веры был совсем смущенным. – У вас там все в порядке? Лев к «Соколу» подойти обещал просто… час назад. Я из дома уже звоню.
– Лев! – громким шепотом позвал дед Антонио. – Тут Вера…
– Я перезвоню, – послышалось из кухни.
– Говорит, перезвонит…
Нет, у Льва, оказывается, не было никаких хороших объяснений для деда Антонио. Просто вернулся с дороги, почти от самого уже «Сокола». Почувствовал, что надо вернуться, – и вернулся. Вдруг показалось, что дед Антонио в опасности. И что лучше всего сейчас быть рядом с ним. Собственно, все. Нет, какая конкретно опасность, он не чувствовал: просто – внешняя опасность. Извне, то есть, пришедшая… может быть, неприятный гость. Конечно, Леночка не неприятный гость, дело понятное! Но, застав ее тут, Лев все равно решил не уходить. Почему? М-м-м… чувство опасности не исчезло. Наоборот – обострилось. Словно враг в доме.
– Мама не враг! – возмутился дед Антонио.
– Не враг?
«Ужас, – сказал себе дед Антонио. – Ужас и mea culpa».
И вернулся к Леночке. Лев за ним не пошел.
Леночка лежала с открытыми глазами.
– Уйти мне? – спросил Антон Петрович.
Леночка помотала головой.
– Льва позвать?
– Нет-нет! – с поспешностью.
Антон Петрович смочил носовой платок водой из графина:
– У тебя все лицо в гриме.
– В косметике, – улыбнулась Леночка.
– В косметике… Прости меня, ладно? Не думал я, что у тебя такие нервы-то.
– Да у меня нормальные нервы! – вынув из сумочки зеркальце и ужаснувшись своему виду, отозвалась она почти беспечно. – Я сама не знаю, как оно так получилось… это первый раз в жизни. Голова закружилась, говорю. Я в ванную пойду.
– Так и не скажешь, о чем поговорить собиралась?
Не-жертвы-прошу-но-милости…
В ответ – улыбка.
– Обычный криз, – сказал Лев, войдя к деду после того, как в ванной зажурчало. – Ты чего так уж… а?
– Тебе совсем ее не жалко? – неосторожно спросил дед Антонио.