Могилу Торгейра покрыло белое одеяло. Возле Хольмгарда уже были могилы выходцев из Северных Стран, но никого из них ещё с такой честью не хоронили. Друзья подарили Торгейру длинный корабль, выложенный по земле большими камнями и обращённый носом в сторону далёкого моря. Несколько дней перекопанная земля и остатки кострища выделялись в белом поле, словно чёрный рубец. Потом выпал снег, и стало казаться, будто могила-корабль была здесь всегда. Я скверный вождь,думалось Харальду. Из меня никогда не получится доброго конунга. Я неудачлив и всякому, кто за мной следует, приношу только несчастье…

В самом деле, сколько беды уже приключилось с тех пор, как Рагнар Кожаные Штаны надумал отправить его сюда, в Гардарики? От рук убийцы, подосланного неведомо кем, погиб Хрольв, и вместе с Хрольвом ушли Гуннхильд и славная Друмба. Харальд до сих пор никак не мог окончательно поверить в их смерть. В самом деле, не появись с известием Торгейр, он продолжал бы мечтать, как однажды вернётся домой и Гуннхильд проведёт зрячими пальцами по его щекам, желая удостовериться, насколько он возмужал и похорошел…

Торгейр…

Торгейр, поклявшийся отомстить, пересёк море, выдержал битву с врагами и измену друзей… и всё ради того, чтобы пасть на хольмганге, приняв позорный конец от руки обвинённого им человека!

Поистине, хорошо, что Искра Твердятич, которого Харальд успел полюбить как брата, поправляется медленно и не едет с ними к Хрёреку конунгу в Альдейгьюборг. Искру Харальд тоже мало не потерял, причём так же обидно и глупо, как и остальных. Нет уж!.. Бывает, что малое несчастье предотвращает большое. Вот и пусть эта рана убережёт Искру от худшего. Незачем ему ехать куда-то с таким неудачливым вождём, как Харальд Рагнарссон по прозвищу Заноза…

Харальд предложил боярину Твердиславу свой корабль, чтобы ехать на нём вниз по реке.

– Это удачливый корабль, – сказал он Пеньку. – Он гораздо старше меня. Мой отец ходил на нём по морю и рекам, когда воевал против Карла, конунга Валланда, и его удача была велика. Я тогда ещё не родился. Сам я уворачивался на нём от сетей Ран и гонялся за врагами, и бывало так, что не корабль нас носил, а мы его, когда перебирались через песчаную косу… Ты придёшь на нём в Альдейгьюборг, и Хрёрек не сможет назвать твоего конунга сухопутным вождём, даже если очень захочет. У вендов очень хорошие боевые корабли, но такого нет и у них!

Боярин подумал и согласился.

– Возьми с собой, батюшка, – страдая и запинаясь, попросил его Искра. – Пока в Ладогу доберёмся, уже и палку оставлю… Не обременю тебя…

Говорил, а вещее сердце предрекало – откажет. И точно. Твердиславу обрадоваться бы, видя такой пыл прежнего домоседа, но он лишь нахмурился. И прервал любимого сына строже, чем следовало:

– Сказал – дома останешься!

Искра повесил голову, закусил губы. Между тем излишняя строгость боярина объяснялась на самом деле просто. Темны зимние вечера – и оттого кромешными этими вечерами часто думается о таком, чего нипочём не вспомнишь весёлой летней порой. И что было тому виною – то ли путешествие в Роскильде, то ли состязание Харальда с Крапивой Суворовной возле ладожских стен, когда Харальд решил заместить Искру, хотя спознаться-сдружиться с ним тогда ещё не успел… А только часто думал боярин Пенёк о том дне, уже отошедшем в былое. И вспоминал его с горечью и досадой. Так, словно именно тогда пролегла последняя межа в их с Сувором давней и глупой распре. Межа, которую на старости лет хотелось стереть. У Сувора дочь,отбрасывая упрямство и гордость, трезво размышлял Твердислав. Небось, тоже рад бы внуков понянчить… давно пора, только поди дождись от неё, лютой… А у меня сын… Не такие враги меж собою роднились, вдовые оба… детей-внуков сообща вразумляли…

Ко всему прочему, у Твердяты на корабле и без Искры народу было достаточно. Сам Пенёк с малой дружиной, младшие слы, придирчиво отобранные князем Вадимом взамен прежних, что ездили с Твердятой к датчанам, – те большей частью были Рюриковыми людьми и, возвратясь из-за моря, остались в Ладоге. Твердята, надобно сказать, расстался с ними дружески и теперь крепко надеялся – замолвят за него доброе словечко перед своим князем!.. В итоге пришлось ссадить на берег половину Харальдовых датчан, обычно ходивших на корабле. Осталась одна полная смена гребцов, и Харальд сказал:

– Что ж! Нам не за добычей гоняться и не от врагов удирать!

– Скоро из Нового Города в Ладогу по Мутной путешествовать можно будет, кольчугу дома забыв, – довольно разгладил бороду Твердислав. – С тех пор как вы с Искрой на Сокольи Мхи бегали, тамошнюю ватагу как морозом побило, не видно, не слышно! Не иначе, страшатся княжьего гнева, в другие места подобру-поздорову перебрались! А у порогов, на волоке, Сувор встретит, за его щитом и до стольной рукой подать будет…

– И без его щита дойдём, – распрямил плечи Харальд. – Свои по всему борту развешаны. Сюда ведь добрались!

– Добрались, – кивнул Твердята. – Только тогда мы домой поспешали. Ныне же станет нас Сувор Несмеяныч с честью и бережением принимать-провожать, как твой родич Хрольв того прежде нас к твоему батюшке провожал!

Харальд подумал и ответил:

– Это хорошо, что ты мне напомнил про Хрольва. Ты поистине мудр, ярл, и счастлив твой конунг, заслуживший перед Богами такого советчика. Думается мне, Сувор Щетина должен будет неплохо принять меня, хотя бы ради моего родства с Хрольвом! И вот тогда-то не назовут меня люди достойным сыном Лодброка, если я не отплачу тебе добром за добро. Ведь, наверное, и от нас с Сувором будет хоть мало зависеть, сколь велика окажется твоя удача в примирении конунгов!