В Москве не так уж и много приличной работы для манекенщиц. Зато претенденток на нее – тысячи. А ведь модель должна быть всегда в хорошей форме, на замарашку никто из работодателей и не посмотрит. Маникюр, педикюр, солярий, фу-ты ну-ты, эпиляция, всегда целые колготки и нестоптанные туфли – и все эти удовольствия денег стоят.

Но вот наконец меня пригласили участвовать в каком-то заштатном показе мод. Смешно вспоминать – на своем первом показе я демонстрировала ночные рубашки какого-то провинциального заводика. Уродливые хлопчатобумажные хламиды, которые даже на безупречных фигурках манекенщиц смотрелись антисексуально. Зато с тех пор – пошло-поехало. Меня заметили и начали наконец приглашать на работу. Нет, на престижные показы и фотосессии рассчитывать не приходилось. Такой работы в России раз-два и обчелся. Мы с Николь довольствовались «объедками» со стола более успешных манекенщиц. Меня сняли для странички моды молодежного журнала, и в массовке художественного фильма, и для рекламного плаката салона красоты. Мое портфолио постепенно толстело, как легкомысленная любительница ватрушек. Я даже кое-что зарабатывала.

Так пролетел год. Мне исполнилось пятнадцать лет, и я решила бросить школу. Маме я сказала, что это просто пауза, потому что время необходимо мне для работы. Нельзя работать урывками, если ты хочешь чего-то добиться. Именно так я и сказала, серьезно глядя ей в глаза.

Маме оставалось только сокрушенно покачать головой. В последнее время от ее былой боевитости не осталось и следа.

– Ты взрослая, тебе виднее, – сказала она.

А ведь всего год назад она заставляла меня долбить никчемный английский. Сложно поверить, что такие метаморфозы могут произойти с человеком за столь ничтожное время.

Сама же я знала, что в школу ни за что не вернусь. И Николь меня полностью в этом начинании поддерживала.

– Правильно, нечего там делать, – со смехом сказала она. – Я ведь тоже бросила школу после девятого класса.

– Да? – Я обрадовалась этой новости. Похожая биография сближает.

– А зачем мне учить бесполезную химию и никому не нужную геометрию? – задорно рассмеялась она. – Лучше я разбогатею и куплю себе диплом. Любой, какой пожелаю…

Пролетел незаметно еще один год и…

И вот в полуподвальной просторной квартирке без мебели (только ворсистый ковер на полу да раскиданные по всему периметру разномастные подушки) я, шестнадцатилетняя, завороженно наблюдала за тем, как патлатый Митя-Витя священнодействует с щепоткой белоснежного порошка.

Его приятель, поэт, на самом деле оказался довольно успешным бизнесменом с легкой «дурнинкой». Несколько лет назад он, поддавшись моде, отправился в Индию – тогда вся богемная московская тусовка сменила излюбленную испанскую Ибицу на томный жаркий Гоа. Там-то поэт по имени Ратмир (Митя называл его на египетский манер – Ра) и познакомился с неким йогом, легко обратившим падкого на экзотические приключения бизнесмена в свою веру.

С тех пор Ра развлекался следующим образом: вставал в половине пятого утра, пил горький густой отвар из каких-то веселящих трав и потом полтора часа стоял в позе халасана (то есть в стойке на голове), нарушая сладкий предрассветный сон соседей пронзительными монотонными мантрами. Еще он писал стихи о карме и сансаре, на мой взгляд, бездарные. Впрочем, не мне судить – Мите-Вите они, судя по всему, нравились. Мяса он не употреблял, презрительно именуя котлетки «прессованными трупами», не курил и не пил. Но кокаин, похоже, отлично вписывался в его новые реалии. В этом удовольствии московский йог Ра отказать себе не мог.

– Каких красивых женщин ты привел, – сказал он вместо приветствия, глядя на меня в упор.

Взгляд у него был странный, тяжелый. Как у гипнотизера, который пытается внушить вам чувство легкого беспокойства. Полагаю, Ратмир долго репетировал перед зеркалом, чтобы научиться вот так вот, не моргая, смотреть на ошарашенного собеседника.

– Спасибо, – пробормотала я, протискиваясь внутрь.

За моей спиной неловко переминалась Николь. Я знала, что ее раздражает, если некто мужского пола оказывает внимание мне, игнорируя ее. Такой уж у моей подруги характер – ей во всем надо быть первой. Хотя, если честно, обычно так и получалось. Мужчины всегда предпочитали ее, как более яркую, остроумную, взрослую. Поэтому сейчас мне особенно польстило внимание странного поэта.

– Обувь только снимите, – сказал Ра, – все, что нужно, в комнате.

Под многообещающим определением «все, что нужно» скрывалась толстенная книга «Медитация и сакральный поиск эго», на которой и был аккуратной горочкой насыпан вожделенный порошок.

– Хороший стафф, – со знающим видом сказал Ра, причмокнув губами.

Вообще-то он был довольно симпатичным. Я и не ожидала, что у непромытого Мити-Вити в друзьях может оказаться такой роскошный мужик. Брюнет, чем-то напоминающий голливудского актера Джорджа Клуни, на вид лет сорок, глаза русалочьи, зеленые. Волосы длинные, собраны в хвостик. И в отличие от лохматых косм Мити-Вити чисто вымыты и блестят.

Николь он тоже понравился, я это сразу просекла. Мне стоило лишь посмотреть, как она пытается поймать его взгляд и какая загадочная полуулыбка блуждает при этом на ее безупречно красивом лице.

– А вы правда поэт? – с придыханием спросила она, тронув его за локоть.

– Все в этом мире относительно, – невпопад ответил Ра и отправился в кухню заваривать чай.

И мне почему-то понравилось, что ее красота не произвела на него особенного впечатления. В нашей паре Николь была явным лидером, я всегда тащилась на несколько шагов позади.