Не менее интересной политической фигурой в 70-е годы был и президент Финляндии Урхо Кекконен. В западной политической литературе время от времени появляются намеки на то, что он чуть ли не был нашим агентом. Эти утверждения ошибочны, хотя по-своему понятны, потому что у Кекконена действительно были необычные контакты с нашей страной и ее представителями в силу особых отношений Финляндии с Советским Союзом.

Финляндия, принимавшая участие во второй мировой войне на стороне Германии, не могла выйти из войны, полностью сохранив свободу своих внешнеполитических действий, как не могла рассчитывать на это и сама Германия. Для Советского Союза было жизненно важно не допустить повторения ситуации, когда враждебные действия исходили бы от самой Финляндии или осуществлялись через ее территорию. Естественно, что советско-финляндский договор 1948 года в известной степени накладывал ограничения на внешнюю политику Финляндии.

С другой стороны, неизменность внутреннего положения Финляндии, высокий уровень жизни, низкая безработица и стабильность, отвечали нашим интересам. Советский Союз и Финляндия в послевоенный период стали образцом стран с различным общественным строем, умеющих строить двусторонние отношения на основе взаимной выгоды. Около четверти всего финского экспорта шло в Советский Союз, который размешал там ряд выгодных для финнов заказов, отдавая им предпочтение исключительно из благих внешнеполитических соображений. Экономическое сотрудничество с Советским Союзом после войны было «золотым веком» для Финляндии.

У.Кекконен прекрасно понимал, что самым важным для его страны было поддержание максимально дружественных отношений с Советским Союзом и заключение с нами выгодных экономических договоров и контрактов. В этих целях он задействовал все имевшиеся средства, включая дипломатию и личные контакты. Он часто бывал с визитами в Советском Союзе, хорошо лично знал руководителей нашего государства. Они также регулярно посещали Финляндию. Мне довелось в 70-х годах сопровождать в одной из таких поездок Председателя Президиума Верховного Совета СССР Н.В.Подгорного.

Однако, в отличие, например, от Пальме, Кекконен поддерживал более тесные отношения с представителями посольства Советского Союза и относительно крупной резидентурой КГБ в Хельсинки. И советские послы, и советники-посланники часто встречались с Кекконеном. Он шел на контакт с нашими резидентами для того, чтобы информировать и получать информацию. Несомненно, такой зондирующий обмен мнениями был полезен для подготовки официальных шагов и переговоров. Встречи с нашим резидентом, который, как правило, занимал в посольстве должность советника-посланника, носили довольно доверительный характер. В результате такого неофициального общения были найдены развязки по целому ряду серьезных проблем советско-финляндских отношений.

Разумеется, Советский Союз в отношениях с Финляндией всегда стремился отстаивать собственные интересы. Но Кекконен, как и Пальме, не был человеком, которому можно было приказывать, хотя в западных средствах массовой информации его подчас обвиняли в «зависимости» и «уступчивости». Он прислушивался к советам, но решения всегда принимал сам, исходя из интересов Финляндии. Неофициальные каналы общения использовались им ради реализации своей линии, которая так и утвердилась в истории международных отношений как «линия Паасикиви—Кекконена».

Если подвести итог анализу работы Третьего отдела ПГУ в Скандинавских странах, мы добились наибольших успехов в Норвегии. Наша резидентура в Дании работала менее удачно, что было обусловлено отчасти ошибками в ее комплектовании. В Швеции нам также не удавалось добывать информацию того уровня, который требовался. Финляндию с другими странами сравнивать неуместно.

Короче, наиболее интересные дела происходили в Норвегии. Резидентура действовала умело и изобретательно благодаря прежде всего профессионализму работавших в ней сотрудников. Может быть, не случайно впоследствии некоторые из них сделали успешную служебную карьеру, но считать Норвегию «чудодейственным» плацдармом для служебного роста, о чем немало пишется в Норвегии, не приходится. Кроме меня генералами стали работавшие там позднее Геннадий Федорович Титов и Владимир Иванович Жижин, причем последний — самым молодым генералом за всю послевоенную историю КГБ..

Когда Титов в качестве заместителя резидента прибыл в Осло в 1971 году, за его плечами был уже солидный опыт. Он окончил одно из высших учебных заведений Лондона, затем, в 60-е годы, весьма успешно работал в нашей резидентуре в Великобритании. Титов был необычайно целеустремленным оперативным работник ком, досконально владевшим всем арсеналом методов разведки. Он терпеливо вел изучение, разработку и вербовку агентов, добывал нужную информацию, умело строил отношения с людьми, и в дополнение к этому у него был острый политический ум. Иными словами, у Титова было все необходимое для разведчика и руководителя и он успешно справлялся со своими обязанностями на всех занимаемых постах.

После моего возвращения в Центр в 1972 году он стал резидентом в Норвегии. В 1977 году после ареста Ховик Титов в числе других был выслан из Норвегии и стал заместителем начальника Третьего отдела ПГУ, где я в это время был руководителем. Вскоре Титов стал помощником начальника разведки Владимира Александровича Крючкова, а после моего назначения заместителем начальника ПГУ вновь вернулся в Третий отдел его начальником. В 1984 году его командировали в Берлин сначала первым заместителем представителя КГБ СССР при МГБ ГДР а затем он стал представителем. Зарубежная карьера Титова завершалась в Германии, где и началась в 50-е годы.