Шрифт:
— Да, хотя и не по рождению, — кивнул Сент-Герман. — И, когда есть возможность, предпочитаю передвигаться по суше.
Восстав из могилы, он так и не смог за три с лишним тысячи лет привыкнуть к мучениям, причиняемым ему водными путешествиями. Ступни его были защищены подошвами, набитыми землей из родных мест, что, безусловно, умаляло страдания, но… когда вокруг лишь вода и ни клочка чего-либо сухого… Он содрогнулся, припомнив, как задыхался от боли, вцепившись в метавшийся по волнам обломок корабельной обшивки и жадно мечтая об истинной смерти.
— Что с вами? — резко окликнула его Ранегунда.
Сент-Герман понял, что какая-то доля пережитого отразилась на его лице, и поспешным жестом попытался успокоить свою спутницу.
— Ничего. Всего лишь воспоминания.
Она не решилась продолжить расспросы и указала на крыши конюшен внизу.
— Боюсь, им не выдержать новой метели. Надо велеть рабам ежедневно скидывать с них снег. Иначе балки рухнут прямо на лошадей, а их у нас очень мало.
Сент-Герман в свою очередь указал на кровлю кузни.
— Там опасность, пожалуй, серьезнее. Снег от жара днем тает, а ночью превращается в лед. Горн вам необходим, как и лошади, если не больше.
Ранегунда покосилась на ледяные наросты и, соглашаясь, кивнула.
— Кухни с пекарней также нуждаются в надлежащем присмотре. А еще, чтобы бороться с наледью, было бы очень неплохо возле каждого водотока держать топоры. Но… в крепости каждый топор на счету. Как и в деревне.
— Да, — сочувственно отозвался Сент-Герман. — Потерпите немного. — Он все последние дни складывал из камней алхимический тигль, и работа уже была близка к завершению. — Думаю, где-то через неделю я смогу приступить к отливке необходимых вещей.
— Радальф недоволен, — сказала Ранегунда, поворачиваясь к графу. — Меня это беспокоит. Я сообщила ему о ваших планах. А он ответил, что вы… будто бы знаетесь с демонами и потому металл, побывавший в ваших руках, будет проклят.
— Котлы железные, — возразил Сент-Герман, желая раз и навсегда покончить с этим вопросом. — Демоны не могут прикасаться к железу, и ваш кузнец должен бы это знать. — Он улыбнулся. — Если не знает, скажите ему. Меня ведь он слушать не станет.
Она нахмурилась.
— Безусловно не станет. Он с подозрением относится к вам и распространяет нелепые слухи. — Лицо ее вдруг пошло пятнами. — Говорит, например, что вы… околдовали меня. Точно так же, как Пентакоста очаровывает мужчин.
Сент-Герман внимательно посмотрел на нее.
— А что вы сами думаете по этому поводу? — спросил он спокойно.
— Я думаю, что вы… как-то воздействуете на меня. — Ранегунда закусила губу. — Но не знаю, дурно ли это. И не знаю также, исходят ли эти чары от вас или вы являетесь чьим-то посредником. Мне это неизвестно.
— Вы приняли мою присягу на верность. — Сент-Герман взял ее за руку, чтобы, склонившись, прижаться к ней лбом в знак нерушимости своей клятвы. — Но… если это кажется вам ошибкой, ее можно исправить.
— Нет, все в порядке, — быстро ответила Ранегунда и пошла дальше, к стоявшему на посту часовому. — Ульфрид, — сказала она в неподвижную спину, — все, что необходимо, делается. На большее мы не способны.
Караульный неловко поворотился, едва не выронив тяжелое боевое копье. Глаза его были красны от усталости.
— Я… — Острие копья поднялось, а рука в шипастой перчатке потянулась ко лбу. — Простите, герефа, я не хотел, но задумался и дал промашку.
— По отношению к Флогелинде ты ведешь себя очень достойно, — сказала Ранегунда, памятуя, сколько долгих часов Ульфрид просидел возле больной, вслушиваясь в ее кашель и хрипы. — Многие наши мужчины давно оставили бы ее на попечение женщин.
— Она слабеет. — В голосе Ульфрида слышалась мука. — Ее мысли блуждают. Она не может есть.
— Я страшусь за нее, как и ты. — Ранегунда перекрестилась. — Но молюсь и надеюсь. — Она всмотрелась в изможденное лицо часового. — Пусть Аделяр подменит тебя. Думаю, ты сейчас не в состоянии нести службу.
— Я сознаю свой долг, — заявил, распрямляясь, Ульфрид.
— Разумеется, — согласилась она, — и потому понимаешь, что человек, засыпающий стоя, плохой караульный. В оружейной сейчас находятся Аделяр и Алефонц. Передай им, что я велела тебе идти отдыхать. Пусть кто-либо из них займет этот пост. Не мешкай, ступай. Мы пока здесь побудем.
Ульфрид попытался что-то сказать, потом махнул рукой и прислонил копье к парапету.
— Я пришлю Аделяра, — выдавил он из себя.
Наблюдая, как огорченный солдат спускается вниз по узким ступеням, Сент-Герман опечаленно произнес: