Шрифт:
Ранегунда уткнувшаяся в массивную, потемневшую от времени книгу, на вошедшего не взглянула.
— Подождите немного, — сказала она, переворачивая страницу. — Я скоро закончу.
Сент-Герман прислонился к стене и так стоял, пока книга не была отложена в сторону. Лишь тогда он позволил себе нарушить царящую в помещении тишину:
— Вы звали меня, герефа?
— Вы видели раненых? — резко спросила она. — Амальрик говорит, вы способны помочь им.
— Да, — Сент-Герман поклонился. — Я имею кое-какой опыт врачевания ран. — «Кое-какой» означало семь сотен лет служения в египетском храме, призревающем умирающих и больных. — И хотя у меня под рукой сейчас нет многих снадобий, я постараюсь как-нибудь извернуться. Если, конечно, мне будет дозволено.
Изворачиваться не пришлось бы, будь алхимический тигль, атанор, готов. Самые сильнодействующие лекарства, способные с легкостью прекращать воспалительные процессы, изготавливались, к сожалению, при очень высоких температурах.
Он поднял глаза. И натолкнулся на испытующий взгляд.
— Я поговорю с теми, кто лежит в общем зале. Если они не откажутся принять вашу помощь, я с благодарностью буду просить вас оказать ее. — Ранегунда откинулась на спинку стула и разрешила себе пошутить: — Жаль, что вы здесь всего только пленник. Иначе я, поскольку у нас не хватает людей, могла бы использовать вас как солдата.
Она рассмеялась абсурдности своей мысли и с удивлением обнаружила, что Сент-Герман не выказывает желания подхватить ее смех.
— Если ваши солдаты на то согласятся, я с большой радостью разделю с ними все тяготы воинской службы, — без даже отдаленного намека на какую-либо иронию заявил он. И добавил: — В любую секунду.
— И… и зачем же? — опешив, пробормотала она, слишком подавленная, чтобы получать удовольствие от завязавшегося наконец разговора.
— Чтобы оберегать вас.
Она отвернулась, обрадованная ответом, но сознавая, что не должна ничему доверять.
— Все это только слова. Ведь вы, вне сомнения, и ранее присягали кому-то. Почему же присяга, данная мне, может вас обязать более, чем предыдущие? Вокруг нас враги, жить здесь слишком опасно. Предпочтительнее сбежать или поменять один плен на другой.
В темных глазах промелькнула усмешка.
— Если бы всё, что удерживает меня здесь, заключалось лишь в каменных стенах, я бы отсюда ушел еще месяц назад.
— Неужели?
Ранегунде хотелось, чтобы вопрос прозвучал язвительно-жестко, но севший голос ее был скорее растерянно-изумленным, и она мысленно выбранила себя.
— Я вовсе не томлюсь ожиданием, когда меня выкупят, Ранегунда. — Он наклонился к столу, сверля ее пристальным взглядом. — Я хочу лишь одного: быть там, где вы.
— Потому что вы опрометчиво связали себя данной мне клятвой? — с фальшивой язвительностью спросила она.
— Нет. — Он наклонился ниже. — Между нами есть связь. Более неразрывная, чем словесные узы. Ее уничтожит лишь смерть.
Ранегунда в отчаянии затрясла головой.
— Вы пытаетесь сбить меня с толку. Но я не дам себя провести. И приму вашу помощь. Но не потому, что вам верю, или… из-за влечения к вам. Я просто нуждаюсь в поддержке. А вы предлагаете мне услуги, надеясь, что я спрошу за вас меньший выкуп. Вот что происходит на деле, и не смейте мне возражать. Ни один мужчина не засидится в плену по собственному желанию.
Он потянулся к ней и провел пальцем по линии ее подбородка. Потом сказал — чуть иронично, но с нотками подлинной нежности:
— В таком случае я, возможно, вовсе и не в плену.
Письмо торгового посредника Бентуэта (франконский Квентович) к Ротигеру в Рим. Доставлено в Оксер с купеческим караваном, потом передано группе монахов, направляющихся в Фараксинетум, затем попало на борт уходящего в Остию корабля. Получено адресатом 6 апреля 938 года.
«Поверенному его превосходительства графа Сент-Германа мои приветствия 9 февраля 938 года Господня.
Считаю своим печальным долгом сообщить, что о судьбе как „Золотого ока“, так и „Солнца полуночи“ никаких сведений нет. Я разговаривал с тремя капитанами, чьи корабли пробились к нам через серию зимних штормов, но их рассказы практически ничего мне не дали.
Известно, что этой зимой уже затонуло около десятка судов, но ничего не слышно о кораблекрушениях близ Хедаби. Магистрат Шлезвига рассылает запросы по всему побережью, однако ни один поступивший в его канцелярию отклик не проливает хотя бы милую толику света на то, куда подевались интересующие нас корабли, равно как их экипажи и ваш хозяин.
Разумеется, я продолжу переговоры с капитанами прибывающих к нам судов, особенно тех, что ходили в далекие рейсы. Можете не сомневаться, любое известие, могущее вселить в нас надежду напасть на след графа, будет незамедлительно переправлено в Остию.
Пребывая в несомненной уверенности, что Христос Непорочный, отвечая на наши молитвы, не оставит его превосходительство своими милостями, предлагаю по-прежнему уповать на то же и вам.
Исполнено рукой Лазурина,писца торгового посредника Бентуэта.Квентович».ГЛАВА 7
Теплый весенний дождь превратил остатки снега в грязную слякоть. Наново вспаханные поля развернули свои голые гряды перед работницами, вышедшими на сев. Возле леса плотники и селяне продолжили возведение частокола и рыли ямы для очередного десятка столбов.
Звук деревянного рога возвестил о прибытии гостя — первого после минувшей зимы.
Ранегунда, стоявшая на коленях в часовне, вздрогнула.
— Что происходит?
— Что бы там ни происходило, — строго сказал брат Эрхбог, — ему нет места в наших молитвах. — Он еще полностью не оправился от прошлого приступа лихорадки, а болезненный блеск его глаз уже предвещал новое обострение недуга.
— В таком случае мне лучше прерваться, — произнесла Ранегунда, втайне радуясь поводу покинуть сырое и мрачное помещение. Накидывая на ходу плащ, она захромала к плацу.
— Два всадника! — крикнул Аделяр со стены. — На сытых конях.
— Открывайте ворота! — прокричала в ответ Ранегунда.
Ее повеление прошло по цепочке охранников, и привратные рабы кинулись отодвигать тяжелый засов, сопя и оглядываясь на приближающуюся герефу.
— Это маргерефа? — спросила она дежурного воина, с натугой толкавшего массивную створку.