— Теперь, чтобы увидеть тебя, Ту, мне, наверное, придется ехать в Пи-Рамзес. Как жалко! И потребуется ли мне получать разрешение у каждого мелкого чиновника в гареме, прежде чем мне позволят наконец пасть ниц перед тобой, мои царевна?

Я засмеялась, и сразу же скованность пропала, ночь стала близкой, и теплой, и таинственной, такой же, как была тогда, когда мы открывали друг другу наши сердца. Слова полились легко, возможно, потому, что мы не видели друг друга, а по шепоту возраст не угадаешь. Часы пролетели незаметно, и невидимые узы, что всегда связывали нас, стали снова тугими и крепкими. И все же я не рассказала ему о причинах смерти Кенны, хотя потребность выговориться была почти необоримой. Я не хотела, чтобы брат думал обо мне плохо, и была уверена, что этого он не поймет.

Перед самым рассветом он уснул; услышав его ровное дыхание, я поднялась, поцеловала его и тихо вышла из дому. В воздухе еще стояла ночная духота, обещая наступление такою же знойного утра. Над пустынной площадью и неподвижными косматыми кустами вдоль реки постепенно разливался нежный бледный свет. Взяв свои сандалии в руки, я быстро пошла прочь; мой страж тут же выступил из сереющей тени стены у дома и двинулся вслед за мной. Я не оглядывалась. Скоро они проснутся, зевая, и сонно встретят новый день, наполненный простыми делами и заботами, трудом и отдыхом, молитвами и сплетнями, сельскими праздниками и соседскими распрями. А к тому времени, как мать соберет белье и пойдет к реке, чтобы стоять там по колено в воде и хлопать полотно о камни, я буду беззаботно лежать под навесом на ладье, наблюдая, как проплывает мимо Египет, а Дисенк будет готовить фрукты для утренней трапезы.

Дисенк сидела на сходнях и ждала; когда я показалась из-за поворота и она увидела меня от причала, она поднялась и поспешила мне навстречу, ее бесподобное личико засияло от радости. Но, увидев мое грязное и измятое платье, мои спутанные волосы и ноги все в пыли, она резко остановилась, и ее пальчики затрепетали в отчаянии.

— Дисенк! — закричала я, мне вдруг захотелось обнять ее от радости, что ладья все еще стоит у причала. — Я не опоздала?

Кормчий уже поднимался к своему огромному рулевому веслу, и у сходней началась суета с веревками, что держали нашу ладью пришвартованной к столбам причала

— Твои ноги! — запричитала она. — Только посмотри на них! И грязь уже так засохла, она может испортить твою кожу, а ты вся покрыта грязью! О Ту!

— Но ты же волшебница, Дисенк, — возразила и радостно, взбегая по сходням. — Ты немного поколдуешь, и все будет в порядке!

Пока она суетилась, торопливо посылая за водой, я проскользнула в каюту. В этот момент я услышала, как капитан отдал короткую команду, его голос прокатился эхом под пилонами храма впереди, и ладья накренилась. Мы отчаливали.

В каюте стоял аромат жасмина, густой и сладкий аромат Гуи; занавеси сомкнулись за моей спиной, и я шагнула к походному дивану. Неферхотеп был уже на ногах. Он кивнул мне и отвернулся, занятый приготовлениями к утреннему омовению. Я наклонилась над простынями. Гуи еще не совсем проснулся. Я быстро запечатлела поцелуй на его губах, он сонно посмотрел на меня, потом медленно улыбнулся.

— Ну и?.. — спросил он.

— Я люблю тебя, Гуи, — ответила я. — Я готова отправляться домой,

Мое возвращение в имение Гуи было истинным возвращением домой. На этот раз вид величественной фигуры Харширы у входного пилона наполнил меня радостью, я сбежала по сходням и крепко обняла его. Он с достоинством отстранился и сдержанно улыбнулся мне.

— С возвращением, Ту, — сказал он. — Я уверен, что боги даровали тебе свое благословение и твое путешествие было спокойным и успешным.

— Благодарю тебя, Харшира, — радостно ответила я. — Как я рада снова видеть тебя!

Я не стала ждать, пока спустится Гуи. Торопливо пробежав под пилоном, я почти вприпрыжку бросилась по троне к дому, мысленно приветствуя каждую увитую зеленью скамейку, каждый подстриженный куст, будто старых друзей. Я свернула с тропы, чтобы наскоро проговорить молитву Тогу, поцеловала подножие бога у жертвенника в саду и поспешила дальше, во двор, мимо стражников у дверей с колоннами, в дом, в свою любимую комнату.

В ней сохранился едва уловимый запах шафрана, и пульсирующие дуновения горячего воздуха от ветроловушки приносили нежное благоухание фруктовых садов — аромат, который я перестала замечать, пока жила здесь. Я упала на свою кушетку, зарывшись лицом в прохладную свежесть чистого полотна и мягкость полушек. Я слышала, как вошла Дисенк, как слуги внесли в комнату мой дорожный сундук. Наконец, счастливая и довольная, я глубоко вздохнула и села.

— Дисенк, как ты думаешь, можно ли мне поплавать? — спросила я.

Она уже открыла сундук и доставала из него мои платья и ленты.

— Разумеется, Ту, теперь ты можешь ходить где пожелаешь, по всему дому и на территории имения, — ответила она, — но, пожалуйста, вызови слугу с балдахином. Очень непросто восстанавливать твою кожу и волосы после вреда, нанесенного суровым южным солнцем.

Я улыбнулась ей, соскользнула с кушетки и направилась к двери.

— Ты очень тактичная служанка, — отметила я. — На самом деле ты хочешь сказать, что этот вред я нанесла себе сама своим небрежным поведением! Но, Дисенк, было так приятно побродить босиком у реки в Асвате, посидеть на песке под сикомором вдвоем с братом!