Данная разработка — подход к созданию методологических инструментов и выработке одной из альтернатив такого проекта. Мы отказываемся от детерминизма, априори задающего нам модель идеального образа будущего. Проблему будем излагать на языке жестких («земных») понятий, без туманных идеологических формул вроде дилеммы «капитализм — социализм». При этом исключается детерминизм любого типа — как исходящий из идеологических предпочтений (типа «социализм лучше капитализма» или «демократия лучше тоталитаризма»), так и из веры в «железную необходимость» исполнения объективных законов общественного развития. [1] Будущее конструируется и строится.

Наша работа по своему жанру — сравнительно подробное и рациональное изложение возможностей построения будущих систем. Их многообразие велико, а путей развития много. Под одной и той же формой, которую многие системы принимают под давлением обстоятельств, часто таятся разные сущности. Для начала анализа надо предположить, что системы хозяйствования обладают значительной гибкостью и степенями свободы, позволяющими им изменяться и принимать разные формы, не нарушаясь в зависимости от знания, интересов и воли политических и хозяйствующих субъектов, от наличия ресурсов и внешних условий.

В момент кризиса возникают обширные зоны неопределенности, поэтому надежно «взвесить» все достоинства и недостатки образа будущего нельзя — массовое сознание внутренне противоречиво. Исходя из этого, на первом этапе анализа лучше решать более простую задачу — определение «поля возможного», отсечение «того, чего не может быть». Это составление перечня непреодолимых объективных ограничений (например, таковыми на среднесрочную перспективу можно считать географические и природные условия для хозяйства России).

Второй этап анализа — установление более мягких, культурных ограничений («того, чего мы категорически не желаем», но что может произойти под давлением непреодолимых обстоятельств). Например, мы не желаем отторжения Северного Кавказа (как сербы не желали отторжения Косова). Но если Россия ослабнет до некоторого порогового уровня, это может произойти.

Важная методологическая установка этой работы заключается в том, что хозяйство — ключевая часть более широкой и сложной системы жизнеустройства.

Россия переживает именно кризис жизнеустройства («системный кризис»). Однако широко бытует ошибочное убеждение, будто выход из кризиса — проблема экономическая, и ответ должны дать экономисты. На деле экономиста можно уподобить инженеру-эксплуатационнику, который обеспечивает нормальную работу данной хозяйственной машины (или же ее подсистемы — смазки, питания и т. д.). Такой инженер часто не знает и даже не обязан знать теоретических принципов всей машины — например, термодинамики как теории тепловой машины. И уж тем более инженер, специалист по дизелям, не обязан знать теории машины совсем иного рода (например, ядерной физики как основы атомного реактора). Когда слушаешь рассуждения экономиста-«эксплуатационника» о российском кризисе, возникает подозрение — а понимает ли он, о чем говорит? Ведь почти все экономисты уходят от вопроса, в чем суть рыночной экономики и ее отличие от того типа хозяйствования, которое стали переделывать.

Хозяйство — большая система. Важное свойство больших систем состоит в том, что это системы развивающиеся. Их прошлое, настоящее и будущее связаны процессами непрерывного развития, траектория которого задается относительно устойчивым «генотипом». Он, однако, может претерпевать более или менее глубокие и обширные «мутации» (реформы и революции). Но для нашей темы самое важное в том, что хозяйственная система, как и все большие системы, вынуждена развиваться и меняться. Если нет развития, происходит деградация.

Период 1999–2007 гг. означал подмораживание разрушительного процесса 90-х годов. Это был спасительный выбор, однако он также стал переходить в застой. Насущно необходим проект движения. Одна из главных задач — определить его пункт назначения («образ будущего») и маршрут перехода. Первый вопрос в решении этой задачи: возможно ли и желательно ли продолжать движение по тому коридору, который задан доктриной реформ, принятой еще в конце 80-х годов ХХ века?

Наш ответ на этот вопрос сводится к следующему.

Минуло 19 лет реформы в России. Этого срока достаточно, чтобы проверить на деле любую программу. Из всего, что сказала о мире и человеке наука ХХ века, из опыта нашей разрухи 90-х годов и мирового опыта первого десятилетия ХХI века следует достаточно надежный вывод: попытка втиснуть Россию в систему переживающей кризис западной цивилизации — утопия, которая не сможет быть реализована, и уже привела к огромным страданиям большинства народа. Продолжение этой попытки умножит эти страдания, но к успеху не приведет.