Диапазон выбора приемлемого жизнеустройства в России, с одной стороны, сильно сократился за 90-е годы из-за изъятия огромных ресурсов из народного хозяйства и деградации многих других фундаментальных условий жизни страны. С другой стороны, если полученные за годы реформы уроки пойдут впрок, то мы выйдем из кризиса как обновленное общество, освободившееся от множества идолов и догм. Такое общество будет внутренне стабилизировано жесткими, испытанными на собственной шкуре дилеммами, благодаря чему оно сможет резко расширить диапазон свобод и при этом удешевить усилия, направляемые на поддержание достаточного уровня лояльности целому со стороны возникших «диссидентских» субкультур. Вариант тоталитаризма как последнего средства спасения пока не рассматривается.

Что же должно будет измениться в российском жизнеустройстве после «глотка капитализма» по сравнению с советским хозяйством? Кратко рассмотрим важные пункты из предыстории нынешнего состояния.

Советский проект потерпел поражение потому, что, начиная с 60-х годов, стал входить во все более глубокое противоречие с реальностью нового общества. Он возник как выражение крестьянского мессианизма и проявил огромную устойчивость и большой потенциал развития в 30-50-е годы. В уже городском слое «среднего класса» он стал тяготить все большую часть общества.

Сконцентрированный на идее «сокращения страданий», в реализации которой советский строй достиг больших успехов, он авторитарными способами нормировал «структуру потребностей». Быстрая смена в ходе урбанизации «универсума символов» и структуры потребностей (особенно в среде молодежи) вошла в конфликт с идеологически узаконенными нормами. Узость этих норм при резком увеличении разнообразия потребностей сделала «частично обездоленными» едва ли не большинство граждан. Крамольное недовольство общественным строем стало массовым. Хотя это недовольство и не вело к требованию сменить его фундаментальные основания, оно стало эффективным инструментом для тех социальных групп, которые были заинтересованы именно в ликвидации советского строя.

При демонтаже советского хозяйства РФ погрузилась в тяжелый кризис. Однако, полученные в его ходе уроки дали ценный и даже необходимый опыт и навыки для дальнейшего развития. Хотя, как мы полагаем, «перескочить» в капитализм России не удастся, несмотря на применение калечащих методов искусственной мутации, в «критике» советского строя практикой перестройки и реформы есть важное рациональное зерно. Травма рыночной реформы 90-х годов была излишне жестокой, но ее оздоровляющего потенциала ни в коем случае нельзя разбазарить.

Дело в том, что традиционное общество, не «хлебнувшее» достаточной порции капитализма и не освоившее некоторых буржуазных ценностей, в современном мире оказывается слишком хрупким и неустойчивым. Массовое сознание в таком обществе слишком «пралогично», и государство не имеет поддержки не только глубоко эшелонированного гражданского общества, но и всеохватывающего стабилизирующего фактора в виде рационально осознаваемых и рассчитываемых материальных интересов. Тот подрыв культурной гегемонии государственного строя, который был легко проведен в советском обществе, был бы немыслим в обществе рационально мыслящих индивидов. Этот вывод подтвержден реальным опытом многих, весьма разных культур.

Кризис и травмы, нанесенные реформой России, будут не напрасны, если мы сумеем из этого «глотка капитализма» впитать и встроить в свой культурный аппарат и в систему социальной организации все фрагменты информации, необходимой для жизни в современном динамичном мире. Упомянем хотя бы обязанность блюсти свой интерес и бороться против всяких изменений жизнеустройства, ведущих к ущемлению этого интереса. Умение считать и блюсти свой интерес — типично буржуазный навык. [33] Россия в начале ХХ века его освоить не успела, советская идея общественной собственности стала терять эффективность в городской жизни, ее адекватного воплощения для «сытого» общества не нашли.

В известном смысле большинство советских людей действительно стали иждивенцами. Они были готовы трудиться, выполняя привычную или приятную для них работу, но целый ряд гражданских функций они возложили на сословие начальников, полагая, что те порадеют и позаботятся о трудящихся. Общество, образованное такими гражданами, очень уязвимо. Как только исчезает очевидный для всех сплачивающий общество «вызов» (в виде внешней угрозы, необходимости форсированного развития и т. п.), у граждан начинает закрадываться подозрение, что начальники радеют недостаточно. Или, что еще хуже, слишком радеют о себе. Оснований для таких подозрений всегда достаточно, да их еще можно и преувеличить в массовом сознании. Такой скрытый конфликт развивается по механизму самоускорения, и вскоре дает уже и сословию начальников оправдание для разрыва с гражданами, обидевшими его своими подозрениями. Такое квазисословное общество в условиях городской индустриальной культуры выжить не может.

Второе свойство избыточно патерналистского государства — быстрая инфантилизация общественного сознания в благополучный период жизни. Люди отучаются ценить блага, созданные усилиями предыдущих поколений, рассматривают эти блага как неуничтожаемые, «данные свыше». Общество утрачивает собственную политическую волю, необходимую для стабилизации общественных отношений. В то же время граждане наращивают свои претензии к государству. По мере расхождения этих претензий с реальностью, широкие слои граждан начинают культивировать неадекватные обиды и недовольство, резко облегчающие подрыв легитимности государства.