– Ты, парень, иди уж. Вон немец пылит. Не ровен час, не успеешь.

Но вот так сразу уйти не мог. Топтался на месте, как конь, и не уходил. Что-то говорить этим далеко уже не молодым мужикам было лишним. Они приняли решение, причем правильное решение, и все слова теперь были пустыми. Не благодарить же их от лица командования? Это даже не пошлостью попахивало бы, а вообще свинством. Но и просто повернуться не мог. Потом меня озарило:

– В общем, так, мужики, давайте ваши адреса домашние.

Смертных медальонов, где были адреса и фамилии, я у них не просил. Очень мало бойцов заполняли смертники, считая это крайне дурной приметой, поэтому, вытащив огрызок карандаша и блокнот, приготовился записывать. Первый номер с шикарными седыми усами остро взглянул на меня и, понимающе кивнув, продиктовал свою фамилию и адрес. Записав координаты обоих, аккуратно положил блокнот в карман и, сняв шапку, молча поклонился дядькам:

– Простите нас, мужики… и спасибо вам.

Потом повернулся и побежал догонять своих. Много я до этого видел всякого. И панику, когда бойцы, выпучив глаза, выпихивали своего же товарища из тесного окопчика, и героизм, когда молодой совсем пацан со связкой гранат ложился под танк. Но вот этих спокойных и основательных мужиков запомню на всю жизнь. Потом часто примерял на себя их поведение и не мог найти ответа – смог бы так же? Не в ажиотаже боя, когда адреналин только из ушей не лезет, а вот так, осознанно, не торопясь и точно зная, что второй жизни в запасе нет. Даже самому себе ответа дать так и не получилось…

Вдалеке послышался шум моторов, и мы, спрыгнув с великов и запихнув их под кусты, двинули в ту сторону. Метров через триста лес начинал редеть и видна была дорога. По ней шла здоровенная колонна. Штук двадцать наливников, танки, БТРы и просто грузовики с солдатами. Похоже, очередное пополнение идет. Сколько немчуры набежало… Где же мы вас, сволочей, хоронить будем? Хотя сейчас, конечно, этих пропустим. Слишком уж крупные силы катят. Лучше поищем что-нибудь попроще, мы не гордые. Это вот когда кавалерийский корпус перед нашим наступлением тылы фрицев начнет громить, тут, конечно, оторвемся. А сейчас, отпустив колонну, думали шмыгнуть через дорогу дальше. Не вышло… Не зря во всех мемуарах описывалось, что форсирование больших дорог – самое опасное дело. По этому шоссе постоянно кто-то мотался. Незамеченными проскочить не получится. А заметь нас хоть кто-нибудь, было бы как с Перстом – моментом сядут на хвост и начнут гонять… Поэтому отошли подальше в чащу и встали на дневку. Ближе к вечеру отошли еще километров на пятнадцать западнее. Педальные средства передвижения, правда, пришлось бросить. Лес стал другой, и мы их больше тащили на себе, чем ехали. Зато нашли замечательный проселочек и остановились в ожидании непуганых лохов. Ждать пришлось недолго. Солнце уже село, и мы сначала услышали надсадный гул нескольких машин, а потом увидели отсвет маскировочных фар на дороге. Три грузовых фургона. Без сопровождения. Хамы просто! Грузовики шли медленно, хотя дорога была сравнительно нормальная. И чего они еле тащатся?.. Ну, наконец-то втянулись в сектор обстрела.

Вовка Крутиков, по кличке Малыш, фуганул из граника по первой машине. Я от него был метрах в двадцати и, прежде чем уткнуться в землю, увидел при вспышке выстрела такое, что завопил, срывая горло:

– Не стрелять! Отставить!

Пулемет успел тукнуть короткой очередью и замолк. При свете горящего грузовика стали ясно видны красные кресты на бортах остановившихся двух машин. Блин! Санитарную колонну накрыли… Меня не то чтобы терзали угрызения совести, но расстреливать раненых считалось совсем не гут. Мудаки, конечно, присутствовали и с той, и с другой стороны фронта, но нормальные солдаты старались с ранеными не связываться. Максимум могли просто равнодушно пройти мимо. Но очень часто сердобольный мог и бросить индпакет истекающему кровью врагу. Разумеется, не во время боя… А бывали случаи захвата госпиталей или ПМП. Как с нашей, так и с немецкой стороны. Бывало и так, что озверевшие во время боя солдаты не останавливали себя и крошили всех. Но гораздо чаще врачей и раненых не трогали и даже централизованно подкидывали какие-нибудь лекарства. Все равно они уже считались военнопленными. Но вот что заметил – если немцы не пожалеют наших в полковом медицинском пункте, то наши обязательно сравняют счет. И наоборот. Быть открывальщиком очередного такого счета мне не хотелось. Поэтому, встав за дерево, крикнул по-немецки:

– Не стрелять! Старший колонны, выйдите из машины.

Секунд через тридцать из кабины последнего грузовика спрыгнула тоненькая фигурка. Я пригляделся… Баба! Правда, не в халате, а в куртке и форменной юбке. И это старшая? Выйдя из-за укрытия, пошел ей навстречу. Пацаны, не высовываясь, страховали от разных неожиданностей – вдруг тот же водила с грузовика героизм ненужный проявить захочет? Не доходя пару шагов до меня, немка остановилась. Ух ты, какая фройляйн! Цвета глаз не видно, но понятно, что большущие. И фигурка очень даже ничего. Деваха молча смотрела на меня, и поэтому решил не затягивать:

– Что за колонна, куда направляетесь?

Старшая после небольшой заминки ответила на неплохом русском:

– Это санитарные машины, неужели не видите красный крест? Везем раненых в тыл.

Вот те раз! У фрицев что, пошла мода на изучение языка противника? Причем как чисто чешет. Акцент, конечно, есть, но слова произносит внятно и четко, не то что Худайбергенов из хозвзвода, который вроде и по-русски говорит, но ни хрена не понятно, чего же он хочет. Тем лучше, теперь не надо долго фразы в уме конструировать, так что можно перейти на родной язык. Поправив автомат, сделал официальную морду и двинул речь:

– В темноте символика медицинской службы была не видна. От лица Красной Армии приношу свои извинения за случившееся. Это недоразумение. Неизбежная на войне случайность. Мы поможем вам убрать грузовик, и вы сможете продолжить путь.

Ф-фу! Какую фразу замутил, в лучших традициях героев Дюма. Барышня, пока я говорил, настороженно замерла и даже вроде дышать перестала. Поняв, что на месте ее резать не собираются, спросила:

– Я могу посмотреть, что с разбитой машиной, может, там не все убиты?

Ха! Смелая немчура. То есть не то чтобы смелая – даже в темноте видно, как ее трясет, но вот что такое врачебный долг – со страху не забыла. Или девку просто заклинило? Такое тоже бывает. Хотя голос, хоть и дрожащий, но не истерический, может, действительно о раненых печется… Кивнув, ответил:

– Конечно, только сначала предупредите своих людей, чтобы не делали глупостей.

– Один момент.

Врачиха крутнулась на месте и, подбежав к оставшимся целыми санитарным машинам, что-то сказала. Потом вернулась. Смотреть на подбитый «Бюссинг» было бессмысленно. Граната попала между кабиной и фургоном. Кабину вообще сорвало, и она валялась в стороне. Фургон же чадно догорал задней своей частью. Передней просто не было. Чтобы не тянуть время, спросил: