– Нюся, – сварливым тоном велела одна, усаживаясь напротив нас, – закрой окно, я простужусь.

Девочка покорно захлопнула раму.

– Чем тут воняет? – ожила вторая. – Анна, открой фрамугу, я сейчас задохнусь.

Девочка безропотно выполнила ее требование.

– Ужасно! – заорала первая. – Ноги коченеют!

– Баба Лена, на улице тридцать градусов тепла, – попыталась утихомирить скандалистку внучка.

– Ледяной сквозняк пробирает до костей, – добавила децибел в голос старуха, – я умру от воспаления легких. Нюся! Нейтрализуй причину моей смерти!

Аня вновь сходила к окну.

– Астма! – схватилась за грудь вторая пенсионерка. – Кха, кха, кха…

– Баба Маша, врач сказал, что у вас нет астмы, – вздохнула школьница, – вы думаете, что болеете, и потому кашляете. Это нервное.

Баба Маша надулась.

– Дожила! Внучка меня сумасшедшей обзывает! Анна, впусти свежий воздух. Что вы пьете? Смрад!

Я отлично понимаю: со вздорными бабками лучше не иметь дела, поэтому притворилась глухой, Федор последовал моему примеру.

– Баба Маша, это кофе, – объяснила Аня.

– Сплошная химическая гадость кругом! – затрубила старуха. – Народ чистую соляную кислоту потребляет, хлор, медь с купоросом. Сейчас же открой раму, я умираю от вонищи.

Аня пошла к окну, взялась за ручку, но тут ожила другая мегера:

– Сию секунду прекратите проветривать! Ноги от стужи немеют, спина в лед превратилась. Анна! Кому говорю!

Девочка сделала шаг назад.

– Анька! Открой! – рявкнула баба Маша.

– Анна! Закрой! – распорядилась баба Лена.

Я с сочувствием покосилась на девочку и удивилась ее терпению и редкой незлобивости. Даже взрослый человек взбесится, проведя в компании очаровательных бабулек более десяти секунд! Аня же без малейших признаков раздражения выполняет противоречивые команды. Или она удивительно воспитанный подросток, или престарелые гарпии затюкали ее до состояния полнейшего пофигизма.

А те и не собирались успокаиваться.

– Анька! Где свежий воздух!

– Анна! Заткни все щели!

– Духота!

– Холодина!

– Я задохнусь и скончаюсь!

– Простужусь и умру!

Дверь кабинета, возле которого мы сидели, приоткрылась, выглянула медсестра.

– Мария Ивановна, заходите, доктор вас ждет.

– Почему она первая? – возмутилась вторая бабка.

– Хорошо, Елена Ивановна, идите вы.

– Еще чего! – вскочила баба Маша. – Мой черед!

– С какого такого рожна? – обозлилась баба Лена.

– Нельзя их одновременно взять? – умоляющим голосом спросила Аня.

Медсестра моргнула.

– Да, пожалуйста, врач примет двоих.

Отпихивая друг друга локтями, старухи кинулись на зов, каждая хотела оказаться лидером в гонке. В коридоре воцарилась тишина.

– Поеду в офис, – произнес Федор, встал и вдруг повернулся к девочке. – Аня!

– А? – подскочила та. – Они уже вернулись?

– Это твои бабушки? – с сочувствием осведомилась я.

Школьница вздрогнула.

– Папина мама и ее сестра, они постоянно спорят.

Я мысленно пожалела незнакомую женщину, которая в придачу к свекрови получила еще одну мегеру, а Приходько неожиданно сказал:

– У меня было две тетки, обе редкостные гадюки. Знаешь, как я от них избавился?

В глазах Ани засветилась надежда.

– Как?

Федор улыбнулся.

– Я перестал открывать окно, и одна бабка задохнулась, потом, наоборот, пошире распахнул его, и вторая замерзла. Теперь я свободен.

– Приходько! – возмутилась я. – Что ты несешь!

– Шутка, – сказал Федор, – но в каждой шутке есть крошка правды. Знаешь, что мне кажется? С Игорем Веневым что-то не то в операционной происходит.

– Спиной ощущаешь? – хмыкнула я.

– Нет, мозгом, – на полном серьезе ответил Федор, – аппендицит полдня не удаляют. Спина мне другое подсказывает.

Я взглянула на большие часы на стене и забеспокоилась. Приходько прав, удаление аппендикса не пересадка сердца.

– Спина мне говорит: дело Осипа нехорошее, мы еще с ним накувыркаемся, – завершил Приходько и ушел.

– Он ведь соврал? – поинтересовалась Аня. – Его бабушки живы? Мои, конечно, не сахар, но пусть подольше поживут.